Елабуга - [7]

Пошли по дороге. К этому времени почти совсем стемнело, дорогу пришлось освещать время от времени фонариком, работающим от динамо-машины. Отойдя в сторону, Настя чуть не упала в огромный ров, который был выкопан почти у самой дороги. Редкие машины, обгонявшие их, не останавливались. На окраине Владимира Андрей спросил дорогу у женщины, стоявшей с соседкой у забора:

– Извините, дорогу на вокзал не покажете? Там поезд возле Юрьевца разбомбили, мы с него.

– Ой, ужас какой! И люди погибли?

– Погибли, много.

– Что же это творится? Ну там, на фронте, солдаты, а что ж этих, баб да детей, их за что? Вот тут, по Ямской идти надо, не сворачивая, там и вокзал будет. Только куда же вы пойдете, на ночь глядя? Не видно ничего, еще патруль остановит, неприятностей не оберетесь. Оставайтесь у меня до утра, помоетесь хоть, я вам постелю, а утром пойдете. Муж мой в ночную на маслозаводе, я одна дома. Оставайтесь.

Подумав немного, Андрей согласился. Познакомились. Женщина назвалась Марией Филипповной. Помылись на улице из ведра.

На ужин хозяйка поставила чугунок с вареной в мундирах картошкой, посетовала, что хлеба мало, надо будет пойти карточки отоварить. Андрей достал из рюкзака две банки тушенки, несколько конфет, банку сгущенки.

– Ишь, конфеты, я их уже сколько лет не пробовала, дорого, да и нет их у нас в магазине. Да и куда же ты достал сколько, вам, пойди, ещё ехать неведомо сколько.

– Угощайтесь, Мария Филипповна, не стесняйтесь, у нас продукты есть еще, надо будет, купим.

– По нынешним временам всего не укупишь.

Но продукты спрятала, открыв одну банку тушенки. После ужина хозяйка не спеша, по кусочку съела одну конфету, остальные спрятала «для внучки».

Засыпавшую после еды Настю сразу же уложили спать, набросав ей на печку вещей, «чтобы помягче спалось».

Андрей не пожалел, что остановился здесь на ночь – словоохотливая Мария Филипповна рассказала, где можно попроситься на попутку, пожаловалась, что гоняют копать ров перед городом, что пару дней назад была паника, когда на рынке пустили слух, будто на город высадился немецкий десант, но это оказалась неправда, что бомбардировщики чуть не каждый день пролетают над городом, но Владимир пока не бомбили, «наверное, на Нижний летают».

Вскоре и Андрей начал зевать и хозяйка отправила его спать на печку рядом с Настей, пообещав разбудить рано утром.

Марина[3]

Утром Марина первым делом отправилась в горсовет, где с утра должно было состояться заседание, на котором решался вопрос, можно ли ей переехать в Чистополь и можно ли ей по переезду работать судомойкой в столовой союза писателей. Её вызвали, но почти не слушали, выставили коридор – ждать решения. В коридоре она снова встретилась с Чуковской, которую встретила, как родную – хоть одно родное лицо в этом гнетущем и страшном здании:

– Вы?! – так и кинулась она к ней, схватила за руку, но сейчас же отдернула свою и снова вросла в прежнее место. – Не уходите! Побудьте со мной! Сейчас решается моя судьба, – проговорила она. – Если меня откажутся прописать в Чистополе, я умру. Брошусь в Каму.

И Чуковская сидела рядом с ней на краешке единственного в коридоре стула, что-то говорила утешающее, но Марина её не слушала почти, ожидая решения этих чужих людей, скрывающихся за дверью с табличкой «Партком».

– Тут, в Чистополе, люди есть, а там никого. Тут хоть в центре каменные дома, а там – сплошь деревня.

– Но ведь и в Чистополе Вам вместе с сыном придется жить не в центре и не в каменном доме, а в деревенской избе. Без водопровода. Без электричества. Совсем как в Елабуге.

– Но тут есть люди. А в Елабуге я боюсь.

Впрочем, ожидание оказалось не напрасным – Марине с Муром разрешили переезд и разрешили искать жилье хоть сейчас. А про работу ничего не сказали – столовой еще нет, заявлений много.

Но Чуковской она и после этого сказала, что боится того, что «работы не дадут». Страх заполнять анкеты был выше всего, ведь тогда сразу узнают и про эмиграцию, и про Сережу с Алей – и житья не будет.

Потом пошла с Чуковской к ней домой, там надо было покормить ее больную дочь, потом искали квартиру – и вроде нашли недорого, но радости от того, что вроде все решилось как надо – не было.

И вечер – опять у Шнейдеров, которые так хорошо ее встретили, не задался. Вдруг вспомнила, что обещала зайти к Асееву и это сразу испортило настроение. От Асеева пошла ночевать опять в общежитие, к знакомой еще по Парижу Жанне Гаузнер.

Глава 4

27 августа 1941 года

«Уводит их дорога белая…»

Андрей

Утром собрались быстро, Мария Филипповна накормила их на дорогу пшенной кашей, Андрей оставил ей еще банку тушенки и они пошли в сторону вокзала. Долго шли по Ямской Слободе – казалось, нескончаемой череде бревенчатых домиков, изредка перемежаемых кирпичными. Ночью прошел небольшой дождь, что воспринималось несомненным плюсом – дорога под ногами хотя бы не пылила.

– Дядя Андрей, а ты куда едешь?

– В Елабугу, это за Казанью.

– У тебя там родственники? Или ваше предприятие туда эвакуировали?

– Нет у меня там никаких родственников. Там, Настя, сейчас живет одна очень хорошая женщина и ей очень плохо. Если я ей не помогу, случится большая беда.