Эль-Дорадо - [28]

В противоположность другим индейцам Южной Америки, которые имеют обыкновение хоронить мертвых в хижинах, в которых они прежде жили, у гуакур около каждой деревни есть общее кладбище, большой сарай, покрытый рогожами, где каждое семейство выбирает себе место погребения.

Индейцы избегают проводить ночь около таких кладбищ, так как между ними существует поверье, что простые воины и рабы, исключенные из рая, осуждены скитаться после своей смерти тенями в ограде кладбища.

Диего не знал хорошо, по какой дороге ехать, чтобы достигнуть пейягской деревни, не только положение, но и существование которой ему было неизвестно. Зная, однако, хорошо обычаи краснокожих, он наугад пустился по направлению, которое указал ему предводитель, стараясь как можно ближе держаться реки; он был убежден, что только там найдет их селение, если оно существовало в действительности, а в этом капитао никак не мог сомневаться после уверения, сделанного ему Тару-Ниомом.

Он скакал таким образом целую ночь, не останавливаясь, не зная сам, куда едет, и с нетерпением ожидал рассвета, чтобы осмотреться.

Наконец настал день, Диего въехал на холм и начал с него свои наблюдения.

На три или четыре лье от того места, где он остановился, на самом берегу реки капитао увидел в тумане, проницаемом только для его зоркого глаза, множество хижин, над которыми носился клубами дым. Диего спустился с холма и направился прямо к деревне, которая вблизи оказалась большею, чем он сначала предполагал, и была хорошо укреплена, т. е. окружена широким глубоким рвом, позади которого торчал ряд кольев, соединенных между собою лианами.

Капитао, собравшись с духом, подождав с минуту, храбро направился прямо в селение, куда въехал галопом, гарцуя и заставляя рисоваться свою лошадь.

Было утро, поэтому можно было легко проникнуть взглядом в открытые индейские домики.

Воины большею частью спали, растянувшись на кожах, разостланных на земле (потому что им неизвестно употребление койки или кровати), накрывшись женскою одеждой и положив под голову маленькие связки сена.

На улицах, по которым капитао проезжал, он встречал только детей или женщин, отправляющихся за дровами; другие приготовляли маниоковую муку; некоторые, присев перед хижиной, делали глиняную посуду или корзинки, но большая часть ткала из хлопчатой бумаги материи, которые они употребляют для своей одежды.

Впрочем, несмотря на раннюю пору, в селении обнаруживалась большая деятельность, и деревня казалась значительно населенною. Капитао бросал по дороге любопытные взгляды на все, что ему попадалось на глаза, и внутренне удивлялся трудолюбию этих бедных индейцев, про которых говорят, будто малейшая работа им противна и будто они предпочитают спать и курить целый день, нежели исполнять различные работы, которые так необходимы для потребностей жизни.

Однако, несмотря на сильное любопытство, осторожность заставляла его ничего не выражать на своем лице и показывать полнейшее равнодушие, чтобы не привлечь на себя внимания и не возбудить подозрений.

Проникнув счастливо в самую середину деревни, Диего очень затруднялся найти дом вождя пейягов; он не мог попросить, чтобы ему указали его по очень простой причине: союз между обоими племенами был до того тесен, что сношения поддерживались постоянно и делали невозможным подобное незнание; если бы он обнаружил незнакомство с этою обстановкою, то на него тотчас посмотрели бы с недоверчивостью.

Диего тщетно приискивал, продолжая скакать, средство выйти из затруднительного положения, когда неожиданный случай, который, казалось, покровительствовал ему, помог и на этот раз. В ту минуту, когда он проезжал мимо красивой хижины, образующей угол площади, лошадь его, испуганная ручным пекари, бросившимся ей под ноги со страшным хрюканьем, начала брыкаться и заржала; в минуту собралось около капитао десятка два праздношатающихся, которых можно всегда найти между трудящимися как в индейском, так и в цивилизованном обществе. Толпа зевак возрастала и теснилась вокруг коня так плотно, что Диего с трудом избегал опасности задавить кого-нибудь из неосторожных, крики которых окончательно взбесили животное.

В это время человек высокого роста вышел из упомянутой хижины; услышав шум, он приблизился к толпе, которая почтительно расступилась перед ним, и очутился перед капитао.

Последний тотчас узнал вождя пейягов, которого уже встречал прежде, когда разыскивал проводника.

Поклонившись по-индейски и остановив сразу с большим искусством непокорного коня, он соскочил на землю.

— Ай! — вскричал вождь, — гуакурский воин! Что же тут происходит?

— Я хотел только что остановить свою лошадь перед жилищем вождя, к которому у меня есть поручение, — отвечал Диего не смутясь, — как пекари ее испугал.

— Ероi! Мой брат ведь всадник гуакур, — сказал милостиво Емавиди, — лошадь усмирена, она не смеет теперь даже пошевельнуться. Как зовут моего брата?

— Великой Двуутробкой, — ответил Диего, поклонившись и кстати припомнив имя, которое ему дал Тару-Ниом.

— Мне известно имя моего брата. Это славный воин, я часто слыхал, как говорили о нем с похвалой; очень рад видеть его.