Экзотики - [12]

Въ продолженіе всего ужина, насколько позволяла обстановка, она два раза принималась уговаривать Френча просто-на-просто извиниться передъ Загурскимъ, такъ какъ въ его фразѣ не было ничего оскорбительнаго. Онъ намекнулъ только на то, что для нихъ, быть можетъ, котильонъ есть средство спокойно поболтать вмѣсто того, чтобы танцовать.

Френчъ, повидимому, самъ былъ внутренно согласенъ, что неправъ и неумѣстно обидѣлся и вспылилъ, но идти извиняться было, по его мнѣнію, немыслимо. Въ концѣ концовъ онъ согласился условно. Онъ попросилъ Эми тотчасъ же переговорить съ дядей объ ихъ бракѣ. Если дядя согласится, онъ пойдетъ извиняться передъ графомъ Загурскимъ самымъ позорнымъ образомъ; если же тотъ не согласится, то онъ будетъ драться и поставитъ самыя тяжелыя условія, при которыхъ, по всей вѣроятности, одинъ изъ противниковъ останется на мѣстѣ. Френчъ объяснилъ:

— Несерьезный поединокъ есть самое возмутительное шутовство. По поединкамъ людей я сужу о нихъ. Я прервалъ сношенія съ однимъ изъ моихъ друзей вслѣдствіе его поединка. Онъ дрался на самыхъ легкихъ условіяхъ. Оба противника остались цѣлы и невредимы. Подобныхъ людей я не считаю порядочными, а съ непорядочными я близокъ бытъ не желаю. Не дерись или дерись на смерть! Если остался живъ, то случайно или по волѣ Божьей. Я дрался два раза: одинъ разъ убилъ своего противника, во второй разъ ранилъ настолько опасно, что онъ и теперь еще хвораетъ и лечится; а тому уже прошло лѣтъ пять. Итакъ, пускай рѣшитъ этотъ вопросъ, вашъ дядя, а отчасти и ваше краснорѣчіе! — улыбнулся Френчъ, глядя Эми въ глаза своими красивыми, но суровыми глазами. И въ его взглядѣ она прочла, что онъ убѣжденъ въ томъ, что многое, если не все, отъ нея вполнѣ зависитъ.

Теперь Эми спрашивала себя среди безсонницы, дѣйствительно ли это зависитъ отъ нея, и отвѣчала себѣ вопросомъ.

«Что сказала бы мама»?..

Эми любила Френча и, конечно, первой любовью…

Тому назадъ болѣе полугода, она познакомилась на одномъ изъ баловъ съ молодымъ человѣкомъ, который сразу понравился ей. Онъ поразилъ ее своей внѣшностью, красивой и элегантной, а затѣмъ привлекъ къ себѣ симпатичностью натуры. Въ этомъ человѣкѣ Эми нашла оригинальное сочетаніе серьезности не по лѣтамъ, даже суровости, съ дѣтской мягкостью сердца, съ твердыми религіозными убѣжденіями и — главное, удивившее дѣвушку, — съ готовыми, давно зрѣло обдуманными отвѣтами на все на свѣтѣ.

Бавалось, для Френча въ этомъ мірѣ не было ничего имъ не анатомированнаго, не узнаннаго до мелочей и не причисленнаго къ тому или другому мѣсту или уголку его кругозора. Широкъ ли былъ этотъ кругозоръ и правильно ли освѣщались всѣ жизненные вопросы, которые такъ легко и твердо рѣшалъ Френчъ, судить было, конечно, не восемнадцатилѣтней дѣвушкѣ, получившей самое поверхностное образованіе.

Во всякомъ случаѣ сурово изящный молодой человѣкъ, свѣтскій, но сдержанный во всемъ, долженъ былъ ей нравиться по ея характеру. Вдобавокъ, это была именно ея первая любовь, если не считать маленькое увлеченіе, когда ей было всего четырнадцать лѣтъ, первымъ теноромъ миланской оперы, котораго одно русское семейство, ей близкое, имѣло неосторожность ради нея приглашать пѣть на вечерахъ.

До сихъ поръ жизнь Эми прошла самымъ зауряднымъ и въ то же время самымъ необыкновеннымъ образомъ. Ея мать, урожденная Дубовская, вышла замужъ за богача, ярославскаго помѣщика, Скритицына, и только послѣ нѣсколькихъ лѣтъ замужества у нея родилась дочь, которую, конечно, она принялась обожать. Но вскорѣ послѣ рожденія Эми у Анны Ивановны вдругъ появилась хроническая болѣзнь, которая развивалась туго, но все-таки подвигалась впередъ — чахотка.

Борисъ Борисовичъ Скритицынъ — человѣкъ съ такой холодной кровью, что не только не любилъ двигаться, но не любилъ даже говорить, прожилъ всю свою молодость послѣ университета въ своемъ имѣніи и въ городѣ Ярославлѣ. Послѣ женитьбы точно также Скритицыны жили въ деревнѣ, изрѣдка заѣзжая въ городъ или навѣдываясь мѣсяца на два зимнихъ въ Москву.

Тѣхъ, кто ѣздилъ за границу, Скритицынъ звалъ прямо и коротко: «шатуны» и «пустозвоны». И вдругъ однажды докторъ объявилъ, что Аннѣ Ивановнѣ надо ѣхать въ Москву или Петербургъ, созвать консиліумъ и рѣшить, что дѣлать, такъ какъ положеніе ея становилось серьезно.

Въ Москву Скритицынъ собрался, хотя не тотчасъ же. Но въ Москвѣ разразилась надъ нимъ настоящая гроза. Консиліумъ докторовъ и одна московская, да и всесвѣтная, знаменитость рѣшили единогласно, что больной нуженъ климатъ юга, чтобы пріостановить, если не излечить болѣзнь. На сѣверѣ, по ихъ увѣренію, дни ея были бы сочтены.

Скритицынъ, разумѣется, отпустилъ жену съ дочерью прямо въ Ниццу, но былъ въ такомъ нравственномъ состояніи, какъ если бы между нимъ и женой произошелъ разрывъ и она бы потребовала развода. И съ этого года началась истинно-цыганская жизнь Скритицыной съ ребенкомъ дочерью. Сначала ей было скучно за границей и она радовалась приближенію лѣта, чтобы ѣхать на три и четыре мѣсяца къ мужу въ имѣніе, старинное и красивое, но затѣмъ понемногу втянулась въ эту жизнь и спустя лѣтъ пять, однажды, стала вызывать мужа въ Тироль, не желая ѣхать сама въ Россію.