Экзистенциализм. Период становления - [31]

Живя в монастыре, Паскаль полностью прекращает заниматься наукой. Но бывают редкие исключения. Одно из них довольно забавное. Однажды его очень мучила зубная боль. И он, чтобы как-то избавиться от нее, взял и решил какую-то заковыристую математическую проблему (вопрос о циклоиде), которую все крупнейшие умы Европы три года не могли решить. Причем он этого стыдился. Когда к нему пришел его друг, Блез Паскаль устыдился и смущенно сказал ему: понимаешь, до чего я опустился, – вынужден был снова наукой заниматься, чтобы как-то рассеяться от зубной боли! Это к вопросу о том, как Паскаль теперь относится к науке. Друг закричал: «Ты что?! Ты же – гений! Это надо немедленно опубликовать!»

Но самое главное дело последних лет его жизни – другое. Он решил, что его задача обратиться ко все менее религиозному обществу – либертинам. То есть к «вольнодумцам», циникам, людям, которые ни во что не верили, не признавали ни Бога, ни черта, могли глумиться над церковью. Была знаменитая история, как собрались несколько либертинов во время поста и не просто съели скоромное – поросенка. Нет, они пригласили священника, который… крестил поросенка как карпа, нарек его, окропил святой водой, и они съели его в качестве рыбы, постной пищи. Это к вопросу о нравственности эпохи XVII века. Видимо, священник тоже был либертин.

Короче говоря, Паскаль решает, что Бог спас ему жизнь для обращения к неверующим или сомневающимся с призывом обратиться к христианству. И он начинает писать главную книгу своей жизни. Естественно, он ее не дописал. Почему он ее не дописал? Потому что быстро умер? Мне кажется, он принципиально ее не мог дописать. Книга должна была называться «Апология христианской религии». Он писал ее, превозмогая ужасные боли: ноги отказывают, обмороки, желудок и зубы болят, галлюцинации. Пишет он ее в виде обрывков, фрагментов. К моменту его смерти накопилась тысяча отрывков.

Писал на чем попадется: на обрывках, листочках и т. д. и раскладывал по папочкам, по «картонкам», по разделам. Разрозненные отрывки и наброски плана. Смею заверить, что даже если бы он прожил чуть дольше, то книгу бы все равно не завершил. Она принципиально строилась как нечто открытое. И именно она стала известна впоследствии под названием «Мысли». Когда Паскаль умрет, найдут эти примерно 1000 фрагментов и издадут. Причем, конечно, издавая, все будут над ними «издеваться». И вопрос: как издавать? В каком порядке? Как сортировать? Как группировать? Как трактовать? Цензура, редактура…

Понятно, что и цензура, и отбор, и редактура проходились по этой книге много раз. Одна редактура – иезуитская, вторая – янсенистская, третья – просветительская, четвертая – еще какая-нибудь. Они издавались обычно как «Мысли о религии», а с легкой руки Вольтера их стали называть просто – «Мысли».

Но, повторяю, труд этот не был завершен, потому что в 1662 году Паскаль умирает. Последними его словами были слова: «Не покинь меня, Господи Иисусе!».

Вот такая вот жизнь, очень трагическая. 39 лет, страшные болезни, потеря любимой сестры, борьба с иезуитами, великие открытия в науке, уход из мира, потрясающая гениальность и потрясающее смирение. Вот очень коротко представил я вам его личность.

Хочется также сказать о том, как относился Паскаль к философии и кто на него повлиял, и немножко о том, как, собственно, он писал «Мысли», об особенностях его литературного стиля, построения «Мыслей».

И вот еще что. Я не буду подробно здесь говорить о Паскале как методологе науки, создавшем альтернативную Декарту концепцию философии науки. Это совсем особая большая тема, и она нас далеко уведет от экзистенциализма. Об этом немало написано. Скажу буквально два слова. Паскаль и Декарт – два великих современника и два антипода. Они часто сталкивались как ученые, полемизировали, оспаривали первенство в разных вопросах. Декарт стремится построить всеобъемлющую рациональную систему. Паскаль же интуитивно ближе к эмпиризму. Эмпиризму – не в смысле Бэкона, но в духовном смысле. Не всеобъемлющий разум, а эмпирический подход даже к явлениям души и духа. Он чувствует, переживает мысли, страстно мыслит, использует мыслеобразы. Паскаль делает акцент на границы науки, разума. Хочу остановиться на паре его мыслей об этом.

Во-первых, Паскаль говорит: в чем несчастье нашей эпохи, нашего XVII века? В том, что в вопросах веры, вопросах богословия должно быть больше доверия, надо больше полагаться на Откровение и веру, меньше фантазировать. А в вопросах знания нужно больше смелости – никаких авторитетов. А у нас все наоборот. В богословии царит произвол: каждый придумывает свою концепцию Бога, каждый воображает, фантазирует. Там, где требуются вера, Откровение, смирение, – там царят произвол и смелость. А наоборот, в вопросах науки, где нужны смелость и критичность, царят догматизм, ссылка на великий авторитет. «Ах, Аристотель так сказал!..» Он четко демаркирует эти две области. В науке нужны смелость, антидогматизм, больше дерзания, не бояться, что «сказал Иван Иванович». А в вопросах веры, наоборот, требуется больше доверия, меньше произвола, фантазии. Эту мысль он проводит в своих работах. У него много маленьких трактатиков.