Экватор рядом - [5]

Помню, в январе 1962 года помимо старожилов — восьми — десяти старых и пожилых львов — в загоне для молодняка крутило хвостами и нервно прохаживалось более полусотни львят. Меня поразило такое громадное «стадо», собранное в одном месте. Иногда заполняется третья секция львятника — для совсем крошечных сосунков. Туристы, попавшие в Менафеша в такие дни, чувствуют себя на седьмом небе: не часто приходится фотографироваться в обнимку с львами, пусть и грудного возраста.

Многие гости эфиопской столицы в своих заметках об Аддис-Абебе непременно вспоминают о львином рыкании, которое долетает до самых отдаленных уголков города. Я его не слыхал — то ли в дни моего пребывания в Аддис-Абебе хищники были довольны жизнью и вели себя отменно, то ли это рыкание заглушали другие шумы и звуки большого, растущего города.

Смотритель Менафеша может раздразнить льва и загнать его в удобный для фотографирования угол (так, чтобы на негативе не было видно решеток, — для имитирования съемки на воле!) или разрешить подержать в руках царька-сосунка. За определенную мзду, конечно. Это «зоологический» сервис.

В центре, в магазинах на Пьяцце, Дженерал Каннингем-стрит и Хайле Селассие-авеню, — сервис торговый, по высшему местному разряду. Там торгуют итальянцы, греки, армяне. Магазины в центре города пусты. Нас встречают как ближайших, любимых родственников. Рты до ушей, в глазах продавцов такое выражение, словно они ждут от нас до крайней мере тройного увеличения торгового оборота. Определив безошибочным чутьем, что мы из России, начинают разговор с восторженной фразы:

— «Восток», о! Гагарин, о! Космос, о!!

Чувствуем, что эти космические мотивы тесно переплетаются с торговыми, — такая восклицательная увертюра обычно сулит вздутые цены. Но мы уже немного научились ориентироваться в мире частного капитала, и, поняв это, торговцы резко сбавляют цены.

Покупаем фото- и кинопринадлежности. Изящная упаковка. «Грацие»[1] или «сэнкью»[2] на прощание. Бой несет полукилограммовый сверток до автомобиля. Если дождь — старается прикрыть вас зонтиком, торопится открыть дверцы машины. Потом — робкий, просящий взгляд.

Чаевые здесь называют турецким словом «бакшиш». Бакшиш ждут везде. В «ресторанном разделе» туристских путеводителей прямо говорится, что «чаевые желательны», иногда конкретно указывается сумма — 10–20 процентов от стоимости съеденного и выпитого.

Оставишь машину у гостиницы хотя бы на минуту — по возвращении вас непременно встретят двое-трое ребятишек с тряпками и ведром в руках. Автомобиль влажно блестит, а у мальчишек все тот же просящий взгляд.

Население города растет очень быстро, в основном за счет мигрантов из деревень и мелких городов, а емкость рынка рабочей силы почти не изменяется, остается бесконечно малой.

Новый Цветок не скупится на пищу для размышлений. В нем социальные контрасты городской Эфиопии выступают особенно рельефно. Меняется столица, меняется Эфиопия, а эти контрасты остаются. Когда я вижу мальчишку-газетчика, с надеждой заглядывающего в глаза прохожего, или вот эту примелькавшуюся, согбенную под невероятной тяжестью фигурку подростка — «разового» подсобного рабочего в магазине пли баре, я невольно вспоминаю другие картины: благодушное семейство столичного сановника, прибывшее на вертолете на курорт Амбо, аксумского епископа, брезгливо протягивающего пастве для поцелуев украшенную золотом и серебром руку, белокурую даму в бело-красном жокейском одеянии, выезжающую из ворот бельгийского посольства на великолепном скакуне для променажа по улице Фикре-Мариам-Абатечан, улице посольств и глинобитных бетов[3].

«У богача мед, у бедняка капуста», — говорят эфиопы. Эта жизненная формула без труда расшифровывается в Аддис-Абебе.

АЗЫ ЖИЗНЕННОЙ АРИФМЕТИКИ

Выхожу на широкую и крутую Черчилль-стрит. У тротуара замер роскошный лимузин. На заднем ковровом сиденье — мальчик лет семи-восьми. Катает взад-вперед игрушку — крылатый «реактивный» лайнер, почти как настоящий, только маленький.

У лимузина — другой мальчонка. Одной рукой робко гладит никель автомобиля, в другой — немудреное хозяйство чистильщика обуви: деревянный ящичек с тряпками и щетками. Широко открытыми глазами маленький чистильщик смотрит на красно-желтую урчащую игрушку. Он ни разу не был в школе, но знает, что, для того чтобы купить такое чудо, ему нужно вычистить 150 пар ботинок, и то если каждый клиент расщедрится на 15 центов, если не отдавать половину выручки местному «чистилищному боссу», если ничего не приносить матери и если, наконец, самому ничего не есть неделю. Что же, в таких случаях эфиопы говорят, кажется, так: «Когда нет жаркого, довольствуйся тыквой». Тяжки азы жизненной арифметики.

Ребятишки-чистильщики с сожалением поглядывают на мои вычищенные до блеска штиблеты. Впрочем, в июле, августе и сентябре, во время «кырэмта» («больших дождей») у них много работы. Эти маленькие мастера щетки и гуталина — полиглоты, хотя их запас иностранных слов имеет непосредственное отношение только к чистке ботинок всех мастей. Каждый раз они встречают меня традиционным приветствием: «Карашо! Пощищим!»