Экватор. Черный цвет & Белый цвет - [58]

Хотя, доказала кому? Она просто получила на время мужчину, которого пришлось разделить с подругой. Причем сделала она это не оттого, что была развратна, а, скорее даже, из альтруистических соображений. Она понимала, что для ее товарки, которая была явно рангом чуть повыше, секс это тоже редкое и почти недоступное удовольствие. Революция влезла в их мозги, но она захватила и все остальное. Тело, душу, желания. И вот она, анархия забытых чувств, прорвалась наружу через меня, как нефть через металлическую трубу. Ну, а теперь, когда пар спущен, можно вернуться и на войну. К основной работе.

Она не заставила долго себя ждать.

В черноте зеркала заднего вида мелькнули два огонька, словно глаза ночного животного. В глаза мне ударила вспышка света, отраженного стеклом. Я повернул руль, следуя колее, которая постоянно меняла свое направление. Огоньки исчезли. Но через минуту появились вновь. За нами ехала машина. Я не знал, случайный ли это попутчик или же погоня, и на всякий случай посильнее нажал на газ. «Тойоту» тряхнуло на ухабе. Огни фар в зеркале дрогнули, но не сдались. У машины у нас на хвосте скоростные показатели были явно выше.

Я отчетливо слышал звук мотора. Это был мощный движок литра на три, достаточно хороший и для бездорожья, и для города. В городе он бы нас настиг за считанные секунды. А в джунглях мощность не главное. У нашей старой «тойоты» все еще были шансы уйти от погони.

Мои спутницы, ни слова не говоря, почти одновременно передернули затворы автоматов. «Клинг!» — зазвенел «калашников» на соседнем сидении. Спросил своего железного товарища: «Готов?» «Клинг-клинг!» — спокойно ответил его собрат из-за моей спины. Плосконосая, как мне показалось, перестала нервничать. Чувство ожидания опасности она переносила гораздо тяжелее, чем саму опасность. Опасность глядела на нас двумя острыми огоньками, которые с каждой минутой приближались все ближе и ближе. Я понимал — вероятность того, что незнакомая машина случайно оказалась на одной дороге с нами, была настолько смехотворна, что следует приготовиться к драке. Вопрос только, с кем драться? Это могли быть военные. Часовой на чек-пойнте очнулся от своей привычной летаргии, вспомнив что-либо такое о нашей машине, что вызвало в нем подозрение. Но хуже всего, если на хвосте у нас парамилитарес. Эти ребята, которых обычно нанимали крупные наркоторговцы для охраны своего бизнеса, рассматривали ФАРК как естественных конкурентов и не знали жалости ни к партизанам, ни к тем, кто их поддерживал. Если в первом случае у нас был выбор — смерть в перестрелке или плен и пожизненное заключение, то во втором выбора не было. Или мы, или они. Но что могли сделать мы, две девчонки с «калашниковыми» и я с двумя миллионами в грязной спортивной сумке.

Теперь она находилась в ногах у старшей партизанки. Та топталась по ней своими стройными ногами, пытаясь найти удобную позицию для стрельбы. Я поглядел на сумку, и мне почему-то стало любопытно, а сколько она сейчас весит. «Мене, мене, текел, фарес» Царствие твое обмеряно, взвешено... И — что там дальше, согласно библейской классике? Разделено? Да, кажется, именно такая надпись появилась на стене дворца Валтасара. Мое царство тоже разделено. Меньшая часть его находится в джунглях. Цена оставшегося мне полцарства два миллиона двести двадцать пять тысяч американских долларов. Мои владения сейчас ограничены узким салоном старой «тойоты лендкрузер». Моя армия в количестве двух солдат женского пола готовится принять бой. Похоже, последний. И я, со всей глупостью обреченного государя, стал задавать себе вопрос, на который не могло быть ответа: «И зачем меня сюда принесло?»

Плосконосая разбила прикладом заднее стекло. Осколки зазвенели, исчезая в темноте. В салон, через мое открытое окно ворвался сквозняк. Девушка стала на колени, ловко высунув ствол наружу. Она повернулась ко мне спиной. Ветер игриво задирал подол ее платья почти на голову, обнажая крепкие загорелые бедра. Она не обращала на это никакого внимания. Только резко уперлась правой ногой в спинку моего сидения. Я почувствовал ее каблук на уровне своей поясницы. Ощущение было такое, словно обшивку старого дивана пробила пружина. Причем, в самый неподходящий момент.

Ее подруга выкрикнула «нет». Это «нет» вылетело из ее рта так неуклюже, словно она вытолкнула это слово языком, но испанское слово еще пыталось цепляться буквами за белые зубы. А потом, сорвавшись, перескочило на плечи к ее подруге и охватило ее стальными объятиями начальственного приказа, не давая сделать и единого выстрела. Лицо плосконосой превратилось в злобную гримасу, как-будто ей стали выкручивать руки. Начальница стала торопливо бормотать своей подруге, погоди, мол, давай подпустим их поближе, авось, мы ошибаемся. Чтобы понять это, не нужно знать испанский. Ситуация говорила сама за себя. Пока еще преследователи были далеко от нас. А, значит, существовал один процент вероятности, что мы уйдем от погони без стрельбы. Ну, пускай даже не процент, а полпроцента.

Я так и не разобрал, кто первый открыл огонь. Сначала мне показалось, что в двигателе появился посторонний сухой треск. Так обычно начинает тарахтеть мотор «японца», когда проворачивается вкладыш на коленвале. После этого двигатель клинит. Я приготовился сделать резкий поворот вправо или влево. Если бы двигатель заглох, это могло дать нам шанс бросить машину и сбежать в лес. Но в следующую минуту треск стал слышен отчетливее, и его ритм передался мне через спинку кресла. Отдача, сообразил я. Моя спина добросовестно принимала все точки и тире отстрелянных очередей через правую ногу плосконосой, для которой я теперь был не больше, чем удобная опора. Она поливала прорезанную огнями темноту за разбитым стеклом «тойоты», и темнота отвечала ей красными плевками свинца и стали.