Экстаз - [84]

— Опусти и ее тоже, — сказал он потом.

Обнаженная до пояса, она продолжала сидеть у него на коленях к нему лицом, и он взглядом, пальцами, губами притрагивался к каждой частичке ее тела.

— Я забыл уже, как ты прекрасна, — произнес он чуть охрипшим голосом. — О твоей груди царь Соломон спел бы не одну песнь.

Ей было не до ссылок на Библию, ее грудь жаждала ласки. Он понял это и почти продекламировал:

— Твои соски тверды, они призывают целовать их. Ты хочешь этого?

Прикрыв глаза, Рейвен молча кивнула.

— Тогда предложи… протяни их мне.

В его голосе был ласковый приказ.

Она открыла глаза. Он пристально смотрел на нее, и в его взгляде был вызов. Она, кажется, начала понимать: он хочет, чтобы она была более активной в любви. Быть может, более агрессивной или как они, мужчины, это называют? В общем, более сластолюбивой, умелой…

Но если он воображает, что может напугать ее, то очень ошибается. И насмехаться над собой она тоже не позволит!..

Что он опять говорит?

— Ох, — услышала она его голос, но в нем не было ни насмешки, ни раздражения. Скорее легкое сожаление. — Вижу, ты не вполне подходишь на роль настоящей любовницы.

Напряжение оставило ее, появилась досада, которая исторгла из нее такие слова:

— Полагаю, мисс Уолш как нельзя лучше исполняет эту роль.

Келл смерил ее спокойным взглядом.

— Эмма знает искусство любви, — ответил он. — Но речь не о ней. Я хотел бы побольше знать о твоем порожденном фантазией возлюбленном. Обладал ли он умением доставить тебе наслаждение?

— Да, — с вызовом бросила она.

— Прекрасно. Тогда вообрази меня сейчас на его месте. Представь, что я — это он, твой возлюбленный, и предложи мне, как я просил, твои груди.

Она действительно представила, и ее с новой, еще большей силой охватила дрожь возбуждения.

Да, перед нею он, ее пират, тот, кто похитил ее сердце и душу, кто благороден, смел, красив; чьи желания она безропотно исполняла во сне и кто доставлял ей столько услады в ее скучной, печальной жизни.

Закрыв глаза, словно погрузившись в сон, она выполнила то, о чем ей было сказано: приподняла руками груди, притронулась пальцами к соскам.

Келл молчал. Она удивленно раскрыла глаза, увидела его благодарную улыбку. С этой же улыбкой он произнес:

— Теперь скажи: прошу тебя, любимый, поцелуй мою грудь.

— Келл!.. — вырвалось у нее, но он, словно не услышав ее возмущенного возгласа, повторил:

— Скажи эти слова, любимая.

— Прошу тебя… поцелуй мою грудь…

— Любимый, — подсказал он.

— Любимый.

— С наслаждением, дорогая, — ответил он удовлетворенно и, наклонившись, выполнил то, о чем она сказала.

Он касался ее груди губами, языком, даже зубами, и она не могла и не хотела противиться наслаждению, которое разливалось по всему ее телу. Погрузив руки в его густые волнистые волосы, она крепче притягивала к себе его голову.

Несколькими мгновениями позже она ощутила его пальцы у себя между ног, и новая волна дрожи пронизала ее.

— Ощути сама, — глухо проговорил он, — как ты жаждешь… как ты ждешь меня.

Она и сама это прекрасно знала, ибо и там все взывало к нему. Но Келл не удовлетворился тем, что ощутил сам. Он взял Рейвен за руку и принудил почувствовать влажность, припухлость и жар ее собственного лона, а затем проник пальцами в глубь сокровенного. Ей показалось, она теряет сознание и последние силы, она ощутила боль, из ее губ вырвался невольный стон. Как близко стоят друг к другу наслаждение и мука, мелькнуло у нее в голове.

Сколько времени длилось это ощущение, она не знала, потеряв счет минутам, часам, дням…

— Думаю, ты готова принять меня, — услышала она его слова, вслед за которыми он поднял ее со своих колен и усадил на край стола, а затем осторожно опустил навзничь. Было жестко и неуютно, но она вряд ли чувствовала эти неудобства, продолжая находиться в эйфорическом ожидании того, что должно свершиться.

Подняв все ее юбки до пояса и обнажив ноги, Келл раздвинул их и некоторое время любовался открывшейся ему картиной, как художник или скульптор произведением рук своих. Потом склонился над ней, и она, разгадав его намерение, издала протестующий звук и попыталась подняться, но он удержал ее, серьезно спросив:

— Твой призрачный возлюбленный целовал тебя в это место?

Она ничего не отвечала, и он резко повторил:

— Целовал или нет?

— Да! — выкрикнула она запальчиво.

Он нагнулся еще ниже, обдавая жарким дыханием ее раскрытое до предела лоно.

— Тогда не лишай меня того, что ты позволяла ему.

И с первым же прикосновением его губ она позабыла обо всем: о своем смущении, о том, что ей уже стала казаться навязчивой его игра в призрачного возлюбленного; о том, что Келл бывает чрезмерно настойчив, раздражающе упрям, неблагодарен… Все это куда-то ушло, осталось позади… Ей сделалось совершенно безразлично, какой он, как себя ведет и как себя ведет она, потому что все ее существо было охвачено чувством неизъяснимого наслаждения и стремилось навстречу ему, своему истинному возлюбленному, навстречу его губам, рукам, языку…

Ощущение блаженства сотрясало ее. Такого она не знала ни в одном из своих сновидений. Оно переполняло ее настолько, что становилось страшно, и, помимо воли, она попыталась вырваться из его губ, от его языка.