Эксперты - [23]

Единицы, способные этому противостоять, неизменно охватывались уважением, признательностью, сопровождаемые постоянной подозрительностью, ведущейся в отношении их психической работы…

Улыбка эта была лишь мягкой подстилкой для падающих сознаний, не способных удержаться от вторжения мощи интеллекта и энергетики одного из ведущих психиатров, и совсем точно единственного в своем роде хозяина любого чужого эгоизма, в случае, если это ему понадобится.

— Вы, господа, полагаю, не ошиблись адресом и явились вовремя. Одно позабыли — это режимный объект, и глава, а так же гарант этого режима — ваш покорный слуга…

— Но мыыы…

— Потом объясните… если сможете… Вы привыкли наскоком, гоп-стопом, так сказать, действовать. Возможно, это и имело успех в других местах, здесь будьте любезны не только оглядываться, но и под ноги смотреть, но прежде меня выслушать… Вы что, увидели в моих глазах признаки страха или желание подчиниться?.. — В этот момент все посмотрели в его, кажущиеся древними как сам мир глаза, и уже не в состоянии отвести от них взор, застыли в желании повиноваться.

Беседа длилась не дольше десяти минут, после чего все присутствующие были отпущены восвояси заниматься своими делами, которые через час с небольшим были окончены. Полиция и спецназ покинули заведение. Ровно в этот момент Сосненко вызвал главврач. Конфликт удалось исчерпать, но некоторые акценты он пожелал расставить. Прежде всего, это были рабочие моменты, стоявшие всегда в первых рядах, потом личные, касавшиеся только подчиненной, что могло отразиться на ее карьере и спокойствии в заведении.

— Ну и что это было? Объяснись, пока я не разорвал к чертям собачим все твои несбывшиеся мечты… — Доверие между этими людьми было полное, поскольку случайных людей в составе персонала не появлялось. Марина начала сначала, ничего не утаивая, рассказав даже о происшествии в душе, что шеф оценил по достоинству, хотя и сделал вид, что пропустил мимо ушей.

— Сегодняшнее было полной неожиданностью, но это не могло произойти просто так. Я в самом начале Зигфрида проверяла по своим каналам — все было чисто. И вообще, откуда это, где та тварь, что устроила такое? Найду, половину мозга вырежу, заколю, как…

— Все так, все так… Только вот месяц с небольшим назад настоящий Зигфрид Навои скончался, потому и ты, и я не нашли ничего, что могло бы вызвать подозрения у ментов… а вот твой бывший… со своей службой, которая везде всегда опаздывает, послал запрос лишь спустя время — думаю, ты его чем-то разозлила…

— Ну все, сууукаааа… пусть ищет крышку гроба…

— Ну это твое личное…

— Это уже неважно, какое…

— Что делать собираешься?

— Пока не знаю…

— Что… сильно он тебе по вкусу пришелся? Можешь не отвечать — полгода ты ходила как солнце, можно было электричество отключать… Я читал на него составленную справку. Ничего себе парняга… С тобой только такой и справится… Если его задержат, помочь не сможет никто, надеюсь, ты это понимаешь. Сюда он не вернется… если захочет увидеть тебя, ему придется рисковать в другом месте. А он захочет! Беда в том, что это понимают и опера, а охотятся на него… — кто только не охотится. Сдали его со всеми потрохами — его же главшпан и сдал…

— Кто это?

— Некто Влад «Дисней»…

— Гнида!

— Не так много он о нем знал, на этих данных обвинения не построишь, поэтому очевидно, что им нужен только его труп. Не знаю, как и чем тебе помочь, тут возможности мои ограничены. Если мои контакты пригодятся, я в твоем распоряжении. Сочувствую тебе! Располагай мною, но будь осторожна… Да, вот еще что. Люди, бывшие в этом кабинете… ну из этих… ты видела… тебе не смогут сделать ничего плохого… к тебе они теперь настроены только по-доброму. Иди Марина Никитична… и думай… хорошенько думай…

Не имея сил находиться в одиночестве, Сосненко бродила в сопровождении двух огромного роста санитаров. Проходя мимо решетки камеры, где содержался Митя, совершенно безобидный некрофил-каннибал[4], она обратила внимание на его нервозное состояние, которое никогда раньше не наблюдалось. Как бы тяжело ей ни было, а профессионал всегда остается верен себе и своему призванию.

Она приблизилась. Непомерная сажень в плечах, прекрасно развитая мускулатура, недюжинная сила, отсутствие страха и при этом совершенная незлобивость всегда покоряли ее в этом пациенте. Добрые отношения, конечно, не переходили разумного предела, но все же отличались от таких же с другими душевнобольными. Митя всегда контактный и благорасположенный к каждому, боялся, впрочем, как и все, только главврача. От одного его взгляда любой вжимался в стену, замолкал, некоторые плакали, кого-то трясло.

К Марине пациент относился с большой любовью, называл мамой, и готов был исполнить все, что угодно. История этого несчастного человека отличалась ужасным началом только для него самого, так впоследствии и не став опасной для других. Еще в грудничковом возрасте, мать, нездоровая психически, отрезала ему язык, чтобы ребенок не кричал. Женщина эта была шумной и постоянно своими припадками и беснованиями будила несчастного, а бодрствующий он надоедал просто своим присутствием. Чтобы он не реагировал на шум, мать залила ушки младенца кипятком. Таким ничего не слышащим немым он и попал в интернат, оставшись и во взрослом возрасте на уровне развития семилетнего ребенка.