Эксперимент «Идеальный человек». Повести - [74]

- Наверно, крупная шишка.

- Во всяком случае, не парикмахер. Все дело осложняется тем, что у дочки уже есть…

- Тогда мертвое дело.

- Дело-то, допустим, не мертвое. Надо только чем-то поразить ее воображение. На женщин это действует. Есть у меня одна идея. Просто гениальная идея, но для ее выполнения нужен помощник. Ты не согласишься? Всего на два-три часа в воскресенье. Помоги в беде!

- У меня своих бед хватает. Не допустили к защите.

Кобзиков присвистнул:

- Врешь!

- Вот тебе и «врешь»!

- Что же ты будешь делать?

- Придется ехать в колхоз трактористом.

- Слушай, твое счастье, что с тобою рядом я! Хочешь работать в совнархозе?

- Отстань с чепухой.

- Через месяц будешь в совнархозе, чучело ты фараона! Понял? Слово Кобзикова! Только помоги мне в воскресенье. Поможешь?

- Там будет видно.

- Ты говори сразу! Мне же надо готовиться! Будут шпроты и пиво «Сенатор».

- Поклянись!

- Клянусь дочерью министра!

- Но, надеюсь, твоя гениальная идея ничего общего не имеет с предметами дамского туалета?

- Heт! Нет! - заверил ветврач.

- И уголовным кодексом не карается?

- Будь спокоен.

- Ну ладно… Мне сейчас все равно делать нечего.

Вацлав погасил папироску и с серьезным выражением лица исполнил что-то наподобие лезгинки.

- Мы посрамим тебя, фрайер! - крикнул он.

- Кр-р-р-р! - ответил из будки петух.Я пошел в комнату.

Ким лежал, уткнувшись в подушку. Я сдернул одеяло со своей кровати. Зашуршал какой-то листок. В колеблющемся свете спички запрыгали неровные строчки. Казалось, что они шевелятся, дышат, словно живые.

«Была в городе. Заезжала к тебе, но не застала. Очень жалею. Сегодня видела тебя во сне. Так явственно… Почему ты не приезжаешь в С?»

Я лег, накрылся простыней и пролежал до рассвета с открытыми глазами.

ПОТОМОК ЧИНГИСХАНА

С утра шел дождь. Ким с Кретовым уехали в городскую библиотеку, а я сидел в застекленных сенях, которые мы, сильно греша против истины, называли верандой, и, усыпив свою совесть чистым листком бумаги, ничего не делал. В двух шагах бесновался дождь. Он топал по крыльцу тоненькими голыми ножками, дразнился на разные голоса. На пыльных стеклах веранды неподвижно блестели залетевшие брызги, и мне казалось, что со дворе прильнуло к окну и смотрит чье-то заплаканное лицо.

Почему-то было грустно… Хотелось, как в детстве, забраться на широкую печь, улечься на спину и смотреть на закопченный, весь в трещинах потолок, по которому, сонно гудя, ползают черные мухи. Лежать и думать, что в полях сейчас сумрачно, свежо и слышно, как истомленная зноем земля, жадно вдыхая, пьет влагу, словно голодный теленок. А потом с работы приходит мать. Она вся мокрая, усталая, из-под платка выбилась прядь волос. Комната сразу наполняется запахом дождя и мокрой коровьей шерсти. В избе становится зябко и уютно. Я сворачиваюсь в клубок, накрываюсь пушистым платком. А за окном все идет и идет мелкий по-осеннему дождь. Кажется, что он зарядил надолго, но я знаю, что завтра утром побегу по влажной, блестящей на солнце траве в ближний лесок собирать только что вылезшие из земли скользкие подберезовики…

Сколько я уже не писал домой?

Я потянулся к листу бумаги, но в это время дверь с визгом распахнулась, и шум ливня ворвался на веранду. На пороге стояла Катя. По ее лицу и рукам текли струйки воды.

- Здравствуй, - сказала она. - Не ждал?

- Здравствуй.

- Один, что ли?

- Один…

- А меня в город за партами послали. Дай, думаю, зайду. Вчера меня Алексеевна встретила, жалуется, что не приезжаешь и не пишешь.

- Работаю. Да ты садись…

Катя сняла прозрачный плащ с капюшоном, бросила его на спинку стула, потом разулась и подошла ко мне, маленькая, босая.

- Направление получил уже?

- Да. Оставляют в аспирантуре.

- Значит, к нам не хочешь? Я пожал плечами.

- Ну, конечно, ты теперь заважничал…

Больше всего я боялся, что сейчас появится кто-нибудь из ребят. Тогда не оберешься разговоров.

- Ты надолго?

- Выгоняешь? - усмехнулась Катя.

- Нет… Скоро защита. Чертовски много работы.

- Тогда я пойду.

Катя надела плащ и туфли, но не уходила. Глаза ее пристально смотрели на меня.

- Недавно сон видела, - сказала она, - когда спала в саду. Про тебя. Как будто ты стоял возле моей кровати, а потом наклонился и поцеловал в лоб…

- Странный сон.

- Очень… И знаешь, я его уже третий раз вижу.

- Что ты говоришь!

- Да… И так явственно… Как будто ты действительно приезжал.

Я чувствовал, что Катины глаза ищут мои, но продолжал разглядывать чистый листок.

- Очень странно, - повторил я.

- Да, - согласилась Катя. - Ну, до свидания. - Катя взялась за ручку двери. - Гена… Тебе нечего сказать мне?

- А что… можно сказать?

- Ну, что-нибудь…

- Что-нибудь могу. На горе стоит мочало. Хлопнула дверь, потом за окном захлюпала грязь.

Ушла. Я опять придвинул к себе чистый листок и написал: «Здравствуй, мама!» Приникшее к стеклу лицо теперь уже плакало. Капельки слились в маленькие ручейки и медленно текли вниз, извиваясь, словно по морщинам. В трамвае сейчас слякотно и холодно. Катя будет всю дорогу смотреть в забрызганное окно, а потом два часа идти по дождю. Конечно, она приезжала не за партами.

Я поспешно надел плащ и галоши. Проклятый слабый характер! Ведь решил же… решил. И чем все это кончится?