Экспедиция в иномир - [5]

На шлеме скафандра размещались очки-светофильтры. С их помощью можно было не только рассматривать отдаленные предметы, но и защищаться от любых не чрезмерно сильных излучений, а при нужде и ослеплять противника вспышкой тысячекратно усиленного взгляда. Как-то, еще на Латоне, Николай лихо ударил Жака глазами — Жак долго не мог прийти в себя. Больше Николай уже не шутил и только раз еще пустил в ход свою оптику. Он задумал прогуляться в скафандре по заказнику первобытной природы и повстречался там нос к носу с тигром. Тигры на Латоне крупней и свирепей земных. Зверь прыгнул на Николая, Николай злорадно скосился на него светофильтрами. Тигру удалось отчаянным усилием вывернуть свое тело в воздухе. Сломя голову он удрал от страшилища, опаляющего глазами.

— Красавец! — с восхищением сказал Марек. Это относилось к скафандру. Но Николай принял оценку на свой счет и прямо-таки засиял от тщеславия.

Марек предложил пойти к «Пегасу». Мы зашагали по каменистой Немесиде к стартовой площадке. Я хочу сказать несколько слов об этом клочке материи, куда мы перебрались с Латоны. Немесиду открыл я во время поисков места гибели звездолетов «Дракона» и «Медеи». Мы натолкнулись на нее случайно. Локаторы «Ориона» вначале показывали лишь облачко пыли или газа, наш штурман не сомневался, что мы промчимся сквозь это облачко, не почувствовав сопротивления, как уже не раз проносились сквозь другие туманные скопления. И только когда внезапно включились тормозные двигатели, а рейсовые автоматы круто изменили курс, мы поняли, что собирались на полном ходу врезаться в груду камней и металла размером с земную Луну.

Я назвал космический шатун Немесидой, именем древней богини возмездия, в предостережение астронавтам: кто здесь хоть на короткий срок потеряет навигационную бдительность, рискует катастрофой. Мы тогда думали, что «Дракон» и «Медея» разбились о Немесиду, их последняя депеша давала координаты именно этого района. Лишь обнаружив неподалеку «черную дыру», куда некогда ухнуло какое-то светило, если не целое звездное скопление, мы узнали истинные причины гибели. Но грозное название для космического шатуна осталось. Если бы я знал, что нам здесь предстоит стартовать в загадочный дзета—мир, я придумал бы название более обнадеживающее.

Хочу отдать должное Мареку. За короткий срок, пока на стапелях Латоны собирали «Пегас», он придал Немесиде вполне жилой вид — повесил километрах в десяти над стартовой площадкой рабочее солнце, плазменный шар, сгорающий в термоядерном жару, смонтировал космическую атмосферную установку — воздух вполне приличный, — окружил планету озоновой покрышкой, возвел живые домики и мастерские, оборудовал станцию связи, в общем, поработал. Работает он хорошо, хотя меня порой сердит его педантичная привычка каждую операцию прогонять по десятку раз, каждую деталь стократно ощупывать. Попробовал бы он так вести себя в рейсе, когда нужно принимать неожиданные решения, а времени на них если сотая доля секунды — хорошо! Впрочем, в институте он провалил экзамен на космоштурмана и долго потом с огорчением о том вспоминал, пока не утешился славой выдающегося космоадминистратора.

На каменной площадке, упираясь в нее острием, чуть покачивалась гигантская сигара «Пегаса». Корабль мог повиснуть и на любом отдалении от грунта, но Марек захотел инженерные испытания провести именно так. «Пегас» отбуксировали на Немесиду месяца четыре назад совершенно готовым, но наладчики все возились с ним. Неподалеку стояли Артур и Жак — они всюду ходят вместе. Жак пожал руку каждому, Артур лишь кивнул и отвернулся. Он изучал внешний вид «Пегаса», больше не обращая на нас внимания.

На трансмировом корабле шли испытания оптической защиты. «Пегас» то сверкал и светился, то стирался во что-то темное, был то зеленым, то синим, то сумрачно-фиолетовым, то обжигающе-оранжевым. Временами его оболочка накалялась до нестерпимости, только Николай с его светофильтрами мог переносить эту яркость, а мы дружно опускали головы. В какую-то минуту Марек объявил, что сейчас «Пегас» погрузится в невидимость. И точно, корабль вдруг исчез. Он был, и его не было. Сквозь него светили звезды, километрах в тридцати натягивал швартовы огромный «Нептун», звездолет старой конструкции: он был до этого мига прикрыт корпусом «Пегаса», теперь мы его отчетливо видели.

— Каково? — похвалился Марек с такой гордостью, словно он был главным конструктором «Пегаса», хотя молчаливый Артур с гораздо большим правом мог претендовать на это звание. — Вы видели только экранирование первой степени, а если полное? Будете ходить сквозь корабль, не подозревая, что тут что-то стоит!

— Ты уже испытал полное экранирование? — поинтересовался я.

— Неоднократно! Вы еще прохлаждались на Латоне, и Артур читал вам лекции по теории полета в иномиры, когда мы на Немесиде совершили первое полное опробование. Все механизмы, все параметры хода на должной высоте, можете не сомневаться.

— Так в чем же дело, Марек? — загремел я. — Объявляй немедленно стартовую готовность!

Он так махнул завитыми золотистыми лохмами, словно хотел смести нас с планеты. Он удивительно меняется, Кнут Марек, когда переходит от веселого хвастовства к деловым распоряжениям. Николай утверждает, что в нем в эти мгновения дикий викинг валит наземь мастера-весельчака. Я думаю, что и сами дикие викинги вот так же менялись, когда среди бесшабашного застолья раздавался сигнал тревоги, и они от пиршественных столов кидались к мечам.