Экспедиция «Тигрис» - [120]
Первые четыре дня после шторма Норман и Эйч Пи почти не слезали с верхушки двуногой мачты. Непросто было, качаясь наверху, выковыривать долотом нижний конец сломанной стеньги, которая была глубоко врезана в деревянный брусок, соединяющий мачтовые колена. Толстенная стеньга из твердой древесины переломилась поперек и расщепилась так, что обломки уже ни на что не годились. По совету Карло Асбьёрн аккуратно обтесал одно из ясеневых гребных весел. Новая стеньга сразу позволила нам побыстрее идти южным курсом в непрерывной борьбе с переменными ветрами.
Больные скоро оправились от простуды, и настроение у ребят было лучше, чем когда-либо. Все хотели плыть до тех пор, пока ладья держится на воде.
На второй день после шторма небо совсем расчистилось и море присмирело. Когда мы вставали из-за обеденного стола, высокорослый Норрис удивленно воскликнул:
— Смотрите! Что это такое?
Справа по носу мелкие волны вдоль голубого горизонта отливали кровью. Мы забрались на мачту. Цветная полоса узкой рекой пересекала море, сколько хватало глаз. Асбьёрн и Эйч Пи накачали воздухом резиновую шлюпку и пошли проверять, что там ожидает наши камышовые бунты.
Вернувшись, разведчики доложили, что необычная жидкость по густоте приближается к краске, но на химический продукт не похожа. Некоторое время мы шли вдоль оранжево-красной полосы, потом решились пересечь ее. Даже в рубках был слышен странный запах, отдающий рыбой. В ширину полоса не превышала двух саженей, зато в длину протянулась по прямой от горизонта до горизонта, в направлении от норд-норд-веста на зюйд-зюйд-ост. Мы пересекли ее несколько раз, однако так и не смогли определить, что же это такое. Мне приходилось наблюдать в районе Рима подобный «красный прилив» водорослей, вызванный загрязнением прибрежных вод. Но здесь до берега было далеко. И как только умудрялась эта полоса не расплываться в океане, уподобляясь красной ковровой дорожке длиной в много миль? Мы следовали вдоль нее всю вторую половину дня, не видя ни начала, ни конца. Кое-где небольшие пятна краснели рядом с дорожкой, в целом же она смотрелась как пересекающая синюю морскую гладь, четко оконтуренная золотисто-красная река. Зачерпни эту жижу стаканом — любой мог бы принять ее за густой апельсиновый сок, если бы не рыбный запах.
Присмотревшись, мы обнаружили, что сама полоса и море по бокам на всю видимую глубину изобилуют почти незримыми крохотными волоконцами и пушинками, как от размокшего хлопка. Попадались также комочки мазута, но не чаще того, что мы уже привыкли наблюдать, да и величиной они не шли ни в какое сравнение с большими черными мячиками, которые мы вылавливали посреди Атлантики. В красной жиже плавали в большом количестве короткие слизистые лепты зеленовато-серой икры, мелькали отдельные перышки, и было очень много маленьких мертвых кишечнополостных — совсем как в сильно загрязненных нефтью поясах, пересеченных нами на «Ра».
Было похоже, что эта красная полоса — творение не одной только природы. Время от времени море у берегов Северного Перу окрашивается в красный цвет; там это зловещее явление обусловлено массовым мором рыбы и морской птицы, а мор вызывается тем, что теплое течение Эль-Ниньо у берегов Эквадора в отдельные годы, проникая необычно далеко на юг, вторгается в область биотопа, приспособленного к богатому кислородом, относительно холодному течению Гумбольдта. Но по соседству с красной полосой, которую мы встретили в Индийском океане, не было никакого температурного перепада.
Вечером мы ушли от загадочной дорожки и больше ее не видели. Напоследок к «Тигрису» стремительно приблизилась здоровенная — вдвое длиннее любого из нас — молот-рыба. Метнулась ракетой к плывущему за кормой спасбую, не сбавляя скорости, описала несколько зигзагов вокруг ладьи и умчалась прочь вдоль красной полосы, рассекая воду спинным плавником.
Полыхающие молниями грозовые облака еще два дня ходили вдоль горизонта, преимущественно в сторону Индии. А с началом второй половины февраля все штормовые тучи исчезли, как и предсказывали портовые власти Карачи. Но муссон по-прежнему блистал своим отсутствием. Мы плыли навстречу образованной небом и морем сфере в голубом мире, где всякая суша крылась глубоко под водой. И день за днем ни кораблей, ни самолетов. Мы были в этом мире единственными людьми, но не единственными живыми существами.
Нам не встретилось ни одно рыболовное судно — принято считать, что в здешних водах нечего ловить, и некоторые океанографы называют их морской пустыней. Возможно, это так и есть. Но если мы шли по морской пустыне, то наш камышовый корабль был поистине плавучим оазисом. Заплывшие в эти края скитальцы, видимо, примечали тень, которую отбрасывала ладья, скользившая беззвучно, как облако, над просвеченной солнцем голубой толщей. С каждым днем наш плавучий эскорт возрастал, появлялись все новые виды морской фауны, к ним примыкали родичи, и безжизненные поначалу воды наполнились живностью до такой степени, словно «Тигрис» попал на рыбоводный пруд.
