Экспедиция идет к цели - [48]

Сейчас Андрей Дмитриевич думал о том, что вся его жизнь тесно сплетена с Монголией, с ее историей и народом и что без этой прочной связи словно бы и нет Тимякова. Да, все правильно. Каждое время ставит перед ученым свои задачи. Трудно найти развалины некогда известного города, но еще труднее построить город в этих местах для живых.

Он вспоминал и вспоминал свои прошлые экспедиции. То были поездки, в общем-то на свой страх и риск. Он брал в них и свою молодую жену Люду. Она вела хозяйство экспедиции, обрабатывала материалы, охотилась на диких коз. Им было хорошо и радостно вдвоем. Об иной судьбе и не мечтали. Зачем? Бродить и бродить бесконечно по дорогам земли…

Потом появилась дочь. Пришлось обеих отправить в Москву.

«Нужно привыкать к разлукам», — сказал он Люде.

Зачем привыкать? Или он мало сделал для Монголии? Сиди в тиши московского кабинета, обрабатывай экспедиционные материалы за много лет, пиши книги. Тебе предлагают кафедру. Пора учить молодежь, а ты все носишься и носишься по горам и пустыням, будто у тебя в запасе еще сто лет.

Но он вдруг понял, что просто не может жить без всего этого. Не может! Здесь должен подняться город. И сквозь багряную дымку он видел его здания, стены, улицы…

Тимяков не заметил, когда подошел Сандаг.

— Все готово, — сказал он. — Завтра в пять утра отправимся. Не кажется ли вам, Андрей Дмитриевич, что этот дьявол Бадрах замышляет что-то против нас?..

ГОБИЙСКИЕ СЮРПРИЗЫ

Настал день отъезда. Сандаг растолкал заспавшихся шоферов — Аракчу и Дугарчика. Началась погрузка имущества — лагерь покидали на две недели! Сандаг, поразмыслив, разрешил и Долгор ехать вместе со всеми — повар в экспедиции нужен. На старой стоянке оставались только агроном, Зыков, радист да рабочие. Долгор хлопала в ладоши и смеялась от радости.

Когда автомашина взобралась на возвышенность, все увидели суровую громаду Гурбан-Сайхана. Подножие лилового от утренней зари хребта утопало в облаках, а хмурые величественные зубцы вершин, покрытые пятнами снега, четко вырисовывались на фоне высокого неба.

Все приподнялись с мест.

На невысоком плато Аракча и Дугарчик остановили машину: впереди виднелись стада куланов. Животные бегали, играли, дрались, поднимая клубы пыли. До путников доносилось их непрерывное ржание.

Страсть охотника проснулась в Сандаге. Он выпрыгнул из кузова, вскинул винтовку и выстрелил. Один кулан упал. Он лежал на брюхе, подогнув передние ноги. По виду и величине он походил на мула. Шерсть сверху была светло-коричневой, снизу — белая. По-видимому, пуля угодила в позвоночный столб, так как обычно крепкое животное уходит при ранении.

Лубсан снял шкуру с убитого кулана, отрезал голову и положил ее на бугорок мордой кверху. Прочел молитву и бросил на голову горсть земли.

— Ушла душа кулана в страну бурханов, — сказал он. — Мяса теперь хватит.

— Дайте мне кусочек шагреневой кожи, — попросил Пушкарев. — Хочу, чтобы исполнилось мое желание.

Тимяков и Сандаг заспорили, считать ли кулана лошадью или ослом, так как у животного ослиные уши.

— У яка хвост лошади, но никто его лошадью не считает, — горячился Сандаг. — У кулана ослиные уши, но это еще не значит, что его нужно причислять к ослам.

— Умел бы кулан разговаривать, спросили бы у него самого, кем он себя считает— ослом или лошадью, — сказал Пушкарев Вале шутливо. — Вот я, например: иногда кажусь себе лошадью — рысаком, клячей, в зависимости от настроения; а иногда вдруг чувствую, что осел я и есть осел: так было в истории с алмазом. Куда делся алмаз? До сих пор ума не приложу. Но чувствую, кто-то ловко обвел меня вокруг пальца. Зачем? Неужели только затем, чтобы завладеть алмазиком? Никогда не поверю. А исчезновение Дамдина? Если произойдет еще что-нибудь подобное, поверю в некие враждебные силы, мешающие нам.

— Не преувеличивай. Мне найти воду никто не помешал, и вредительства на буровой не было, а ведь вода — главное! Тут бы враждебным силам и показать себя.

— Да они могли просто не верить в то, что ты найдешь воду.

Поднялись во всю ширь горизонта полированные ветрами ребра скал, и Валя ахнула от восторга: таких исполинских черных зеркал ей еще не приходилось видеть.

Машины, захлебываясь от жары, ползли на запад, к хребтам Дунду-Сайхан, Барун-Сайхан, Дзолэн — горам, «Приносящим счастье».

Девичий перевал, с двумя священными обо — грудами камней, Падь ягнятников и, наконец, Огненная щель, или Котловина пещер…

Машины по старинной верблюжьей тропе спустились на дно впадины и заглушили моторы у юрты табунщика.

И снова табунщик Яримпиль выбежал из юрты; не умеющие лаять тибетские доги на этот раз очень спокойно отнеслись к появлению людей и машин. Величественные черные псы с незакрывающимися ртами спокойно лежали у юрты и делали вид, будто их не касается все происходящее вокруг.

— Ну и страшилища, — сказала Валя Александру, — только погляди на их морды со складками, на отвислые губы!

— Тибетские доги очень умны и сообразительны. Хотел бы я завести такую собачку.

Когда из юрты вышел Очир, у Цокто сразу же испортилось настроение: оказывается, этот дьявол все время жил здесь! Знал: рано или поздно экспедиция заглянет сюда. Цокто боялся, что глупый Очир сразу же подойдет к нему, но тот весело скалил крупные белые зубы, не обращая ровно никакого внимания на Цокто, потом бросился разгружать машины. Он вел себя так, будто был обыкновенным табунщиком Бадзара.