Экспедиция идет к цели - [47]

Ночами Тимякова терзали кошмары. Он видел красное небо над Ноинульским хребтом; погребальное шествие растянулось от речной долины вверх по узкому ущелью. По сторонам ехали всадники, закованные в броню, их кони были покрыты тяжелым панцирем; прикованные к панцирю цепью длинные штурмовые копья почти упирались в землю. Ехали пышно разодетые, с янтарными шариками на высоких шапках темники. Каждый из них командовал десятью тысячами конницы. Вся долина реки Хары, насколько хватал глаз, была запружена конницей. Каждый всадник и каждый пеший воин имел при себе по три огромных лука, три больших колчана стрел с железными наконечниками. Бесконечно длилось призрачное шествие. Шелковые халаты, накидки с широкими рукавами, отороченные соболем, куньи шапки, золотые украшения. Тяжелый саркофаг с умершим шаньюем несли молодые воины в шишаках, в броне из кожи с железными пластинками. Саркофаг был открыт, и Тимяков видел лицо умершего: низкий широкий лоб, чуть приплюснутый нос, черные усы, а под ними узкая блестящая полоска приоткрытых зубов, голый подбородок. Это лицо Тимяков видел и раньше: на шелковой вышивке, которую нашел в гробнице, лицо гунна, жившего тогда, когда человечество этих мест еще только-только освободилось от первобытно-общинных отношений, когда оно еще не осознало себя, когда еще не существовало народа, породившего Тимякова. И об этом страшно было думать: будто ты смотришь в бездну слепых времен…

Хотелось написать подлинную историю гуннов. Он знает о них больше всех ученых, взятых вместе, — он прикоснулся к материальной культуре гуннов, как бы встретился с ними лицом к лицу. Он знает, во что они одевались, как жили, как обрабатывали железо, как делали чугунную и глиняную посуду, как пряли пряжу и гранили драгоценные камни. Да, они не только кочевали, но и занимались земледелием, у них были железные сошняки и хлебные амбары. Жили они не только в кибитках, но и в домах, спали на стеганых матрацах. Он не сомневался, что здесь должны сохраняться развалины гуннских городов и поселений, как сохранился до нашего времени вал Чингисхана, — нужно только поискать! Нужно искать крепостные стены, остатки крепостей и домов.

О, он много знает о гуннах! А ведь вскрыто всего десять курганов. Из двухсот двенадцати… Какие сюрпризы ждут исследователей в оставшихся двухстах двух курганах?

По ночам Тимякова преследовало видение: тонкая смуглая женщина с большими заплаканными глазами понуро идет за гробом шаньюя, как-то выделяясь из погребальной процессии. Была ли она одной из жен шаньюя, а возможно, тут крылась иная история, но в картине далекого прошлого обязательно должна присутствовать женщина — прекрасная, с одухотворенным лицом и тонкими смуглыми пальцами. Во все времена существовали любовь и печаль…

А потом, к концу сезона, Тимяков сделал еще одно открытие, выдающееся открытие, которое произвело переворот в воззрениях на культуру гуннов: считалось, что у них не было своей письменности — для сношений с другими народами они пользовались китайскими иероглифами. На черепках домашней посуды Тимяков обнаружил какие-то странные угловатые значки. Сперва посчитал их чем-то вроде тавра. Но потом вспомнил, что точно такие же знаки видел на одной из камнеписных стел, найденных в другом месте, в Хошо-Цайдаме, в долине Орхона. Письменность гуннов!.. Буквы. От подобной мысли захватывало дух. Теперь он не сомневался, что при вскрытии других курганов будут найдены камнеписные стелы гуннов. Нужно только запастись терпением, но именно нетерпение сжигало его тогда, он находился во власти открывательского азарта, задыхался от желания открыть все сразу. Курган, где он вел раскопки, отныне стал именоваться «Андреевским», так он вошел и в историю археологических открытий. Но не тщеславие, а безграничная любознательность лишала его сна и покоя. Он был слишком впечатлительным молодым человеком, и воображение работало беспрестанно, распаляясь все больше и больше. И казалось: нет страсти более сильной и сжигающей, чем страсть научных открытий.

Земля Монголии была перенасыщена археологическими сокровищами и памятниками древности, памятниками культового зодчества. Иногда ему даже казалось, будто Монголия живет сразу в двух временах — в прошлом и настоящем, ибо тени прошлого были слишком одухотворенными, реальными, оказывали воздействие на сегодняшний день. Держава гуннов, государство Сяньби, Тюркский каганат, Уйгурское ханство, Киданьская империя, империя Чингисхана… Народы создавали могущественные империи, а потом империи гибли, оставляя после себя многочисленные памятники. Тимякова влекло к развалинам Каракорума, который был некогда столицей Угэдея и Мункэ, в древний монастырь Эрдэни-дзу, чтобы взглянуть на золотой субурган. Потом все это было. Было даже два путешествия в знаменитый город Хара-хото в Эдзингольском оазисе. Первый раз в Хара-хото Тимяков шел вместе с Петром Кузьмичом Козловым.

Лишь ничтожная доля территории Монголии была обследована знатоками, и в области археологии предстояло много сделать…

И как трудно было Тимякову освободиться от «археологического опьянения», стряхнуть его. Но он стряхнул… А Бадраху стряхнуть так и не удалось. Или ему просто нет никакого дела до судьбы своего народа? Почему это так?..