Экспедиционный корпус - [14]

Полковник спустился по лестнице на палубу и направился к первому батальону. Как и всегда, вначале он подошел к первой роте, принял рапорт от ее командира Юрьева-Пековца и поздоровался с нами. Мы ответили нестройно и хриплыми голосами. На это Дьяконов, по видимому, обратил внимание. Он не подошел ко второй роте, остановился перед фронтом нашей, помолчал немного, потом произнес речь. Он сказал, что полк завтра будет высаживаться в Марселе. Он говорил, как нужно вести себя во Франции, чтобы не запятнать честь и славу русской армии. Первая рота всегда должна быть примерной – как в мирной обстановке, так и в бою. Он назвал нас «боевыми орлами» и поблагодарил за службу, обещая всегда и всюду чутко относиться к нуждам солдат.

Мы молчали. Полковник хотел итти ко второй роте, но в этот момент солдат второго взвода Петрыкин громко п отчетливо сказал:

– Ваше высокоблагородие! Разрешите задать один вопрос.

Дьяконов разрешил.

– Ваше высокоблагородие! Вы сказали сейчас, что первая рота должна быть примерной ротой полка, и обещаете чутко относиться ко всем нашим нуждам. Я должен сказать, что первая рота была передовой и будет в дальнейшем, если вы действительно сдержите свое слово и будете входить в нужды солдат. Но я осмеливаюсь сказать вам, что вашим обещаниям трудно верить. Нам кажется, что ваши обещания останутся только обещаниями. Это я говорю потому, что вы во время нашего пути не только не старались облегчить наше тяжелое положение, но, наоборот, запретили даже выдавать то, что положено было нам, русским солдатам, от французского правительства…

Дьяконов, наверное, первый раз за всю свою службу в армии услышал такие твердые слова упрека из уст рядового солдата. Его передернуло, он позеленел от ярости, глаза налились кровью, пенсне его готово было соскользнуть на пол. Взбешенных!, он подошел к Петрыкину и приказал ему:

– Два шага вперед, марш!

Петрыкин выполнил приказание и, вытянувшись, замер перед полковником.

– Что я запретил выдавать? – заревел Дьяконов.

– Вино, ваше высокоблагородие! – громко ответил Петрыкин.

– Раз! – крикнул полковник, ударяя смельчака по левой щеке. – Два! – и он ударил его по правой щеке.

Кровь потекла из носа и рта Петрыкина, но он не упал и первый момент продолжал твердо стоять на месте, вытянув руки по швам. Затем вдруг его словно взорвало. Он еле успел произнести фразу: «Бабушка мне говорила: «Семен, не спускай никому!» – и тут же, размахнувшись, так хлестнул по уху полковника, что тот отлетел на несколько шагов и, падая, сбил с ног офицера. Пенсне Дьяконова, соскочив с носа, разбилось вдребезги. Он лежал бледный, не шевелясь.

Несколько офицеров бросилось на помощь полковнику, другие, обнажив шашки, кинулись к Петрыкину. Он отбежал на свое место в строй. Офицеры пытались подойти к нему, но моментально были окружены живым кольцом солдат, кричавших: «Долой оружие! В ножны шашки!» Один офицер с перепугу выстрелил из нагана. На выстрел сбежались солдаты других рот. Узнав в чем дело, все единодушно шумно выражали сочувствие Петрыкину.

Офицеры, схватив на руки Дьяконова, быстро скрылись с ним в свои каюты.

Долго волновались люди, оживленно толкуя о необычайном событии и стараясь предугадать, чем все это кончится для Петрыкина.

5

Утром на горизонте показались форты Марселя. Было ясно и тепло, видимость хорошая. В порту сновали моторные лодки, баркасы и маленькие пароходы.

«Сантай» величаво приближался к городу. Вся судовая команда была на ногах. Капитан стоял на мостике и давал распоряжения. Работа кипела. Машины для спуска якорей были приготовлены, палуба чисто вымыта.

Солдаты чувствовали торжественность и ответственность момента. Они прибыли в чужую страну и обязаны не ударить лицом в грязь, не посрамить чести русской армии.

Предстоял смотр нашего полка марсельским генерал-губернатором. Солдаты подтянулись, привели себя в порядок, не дожидаясь особого распоряжения начальства.

Люди продолжали беспокоиться за судьбу Петрыкина, думали, что его арестуют. Но этого не случилось. Заметно настороженные, сдержанные офицеры явились в роты. Без шума, без крика давали они последние указания. О Петрыкине никто из них даже не заикался.

Мы выстроились па палубе без вещей с одними шинельными скатками на плечах. Полковой оркестр играл французский гимн. «Сантай», буксируемый баркасом, медленно подходил к берегу, где стояла огромная толпа. Впереди мы увидели эскадрон конных гусар в красивой форме с саблями наголо. С правой стороны эскадрона – музыканты с серебряными, ярко блестевшими на солнце трубами.

С берега неслись сильные, стройные звуки оркестра, люди кричали «ура», подбрасывая вверх фуражки и шляпы. Мы с судна отвечали на приветствия французов.

Вот «Сантай» подошел к берегу, быстро отдал концы, п тут же были переброшены мостки.

Через несколько минут весь полк выстроился на французской земле. Солдаты с любопытством смотрели на полковника Дьяконова. Как-то он чувствует себя после заслуженной пощечины? Необычно торопливо, почти не глядя на солдат, он обходил ряды.

Наконец показался генерал-губернатор Марселя. Полковник Дьяконов подал команду: «смирно, равнение направо!» – и с обнаженной шашкой пошел навстречу генералу и сопровождавшей его свите.