Экспансия (тетралогия) - [56]

Сопровождающие завели Кирилла в клетку, заперли, встали по бокам обезьянника. Кирилл ждал, что увидит в роли судьи самого Лёда в красной мантии (с чего он это взял?), однако когда капитан рявкнул: «Арестованный, встать!» и Кирилл оторвал корму от скамейки, в помещение вошел лагерный капеллан Маркел Тихорьянов, одетый в повседневный майорский китель. Быстрым шагом он прошагал к своему креслу и объявил:

— Сядьте, курсант!

Кирилл снова угнездился на скамейке, сидеть на ней оказалось чертовски неудобной — не откинуться, не облокотиться. Пришлось сгорбиться и засунуть кажущиеся лишними руки между коленями.

— Что он натворил? — спросил Тихорьянов.

На сей раз встал капитан:

— Избил новичка, ваша честь! Сломал парню челюсть. Медики сообщили, что перелом сложный. Курсант выведен из строя на неделю, и это в самый серьезный период, когда новички осваиваются в лагере и когда, можно сказать, закладывается характер будущего бойца.

Капитан сел. Капеллан усмехнулся — похоже, он считал что характер будущего бойца закладывается несколько раньше и вовсе не в лагере.

— Что можете сказать в свое оправдание, курсант? — спросил он.

Похоже суд и в самом деле обещал быть скорым. Кирилл опять встал. Однако молчал — оправдываться ему было нечем. Не скажешь же капеллану о своих отношениях с метелкой, которую собрался распластать совсем другой обрезок да еще и прилюдно проинформировал о своих намерениях!…

— Ничего, — проговорил, наконец, он. — Это личное дело, оно касается только меня и пострадавшего.

— В Галактическом Корпусе не должно быть личных дел, — назидательно сказал капеллан. — По крайней мере, у курсанта, находящегося в учебном лагере. Ваше главное дело общественное — научиться бить ксенов так, чтобы уцелеть в первом бою. Ясно?

— Так точно! — Кирилл вытянул руки по швам и выпятил грудь.

— Свидетели драки есть?

— Две курсантки, — доложил капитан. — Одна из них была дневальной и не пустила арестованного в казарму новичков.

— Курсантки, говорите? — Тихорьянов снова позволил себе легкую усмешку, на сей раз понимающую. — Курсантки обычно говорят правду. Вызывайте первую!

Капитан коснулся триконки.

Через мгновение в зале появилась Фирюза Ахмедалиева. Ее вполне можно было принять за мальчишку, если бы не писклявый голос, которым она осмелилась сказать:

— Здравствуйте!

Судья-капеллан улыбнулся. Один из дежурных проводил ее к трибуне-стойке. Затем за девицу взялся капитан:

— Свидетельница, сделайте шаг вперед, положите правую руку на «Библию» и скажите: «Именем Единого Бога клянусь говорить правду, правду и ничего, кроме правды».

Лицо Фирюзы пылало. Тем не менее она справилась с текстом клятвы без единой запинки.

— Что вы видели? — спросил судья.

Узкоглазенькая замялась, оглянулась на Кирилла.

— Вы только что поклялись на «Библии»! — сурово напомнил капитан. — Отвечайте на вопросы его чести! И не забудьте, что за ложные показания можете быть наказаны, причем не только в административном, но и в уголовном порядке. Вам ясно?

— Ясно! — Фирюза снова глянула на Кирилла, вздохнула…

И словно в омут бросилась, рассказав обо всем, что видела. Тараторила она, будто триконка с акустическим сопроводом, введя своим писком в ступор не только капитана, но и судью. А под конец, судорожно переведя дыхание и зажмурившись, добавила:

— Мне говорили что в лагерях обижают девушек вплоть до насилия и приходилось в это верить но увидев как поступил этот молодой человек я поняла что многое о лагерях Галактического Корпуса врут и не все здесь так страшно. — Она снова судорожно перевела дыхание и наконец заткнулась.

«Дура ты дура! — подумал Кирилл. — Просто на тебя еще кол не наточился. А как только наточится, будет, как и со всеми прочими».

— Иными словами, — очнулся от ступора капеллан, — вы оправдываете проступок старшего товарища. По-вашему, старшие курсанты имеют право бить младших.

— За это — еще как имеют! — В голосе Фирюзы не звучало и капли сомнения.

— Похвально, когда человек уверен в своих словах, — сказал судья. — Можете идти!

Фирюза с пылающими щеками, которые, казалось, сделали помещение еще более светлым, удалилась.

Ее сменила Светлана Чудинова. Когда она появилась в зале, сердце Кирилла дало перебой. И запело. Девчонка была настолько хороша, что у Кирилла не нашлось бы слов, если бы попросили описать — насколько. Сердце пело, пока она шагала к стойке-трибуне. Оно пело, пока она давала свидетельскую клятву. Оно пело, пока она слушала вопрос капеллана.

А потом Светлана сказала:

— Нападение арестованного было совершенно неспровоцированным. Я не знаю, может, между арестованным и Риком были какие-то давние трения, но вчера причин драться не было.

И сердце Кирилла заткнулось. Предательство было настолько неожиданным, что Кирилл потерял дар речи. И это не он, а кто-то внутри него крикнул его голосом:

— Что ж ты пули на орбите отливаешь, Света?! Не так же все было! Он же тебя оскорбил!

Светлана медленно повернулась в его сторону, строго глянула очаровательными глазками:

— Никто и ничто меня не оскорбляло. Разве что ваше поведение… — Она возмущенно фыркнула и отвернулась.

Судья задал ей еще несколько вопросов, которые потрясенный Кирилл даже не услышал. Как и ее ответы. А потом свидетельницу отпустили, и она, высоко подняв голову и не оглядываясь, ушла прочь.