Экспансия - [3]

– Видишь ли, возникла идея как-то тебя использовать. Жалко, что боец и организатор с твоим опытом болтается на окраине и занимается невесть чем.

– Я фермер, – сухо ответил Ростик, – кормлю семью. И это не окраина, тут мой дом. – Он все-таки не удержался: – Когда-то тут был и твой дом, поэтому… Больше уважения, Бая, просто – уважения.

– Семейство может прокормить и Винрадка, как кормила все те годы, пока ты отсутствовал. А фермер из тебя… Как из меня аглор, наверное.

С этим приходилось согласиться. В то время, как Рост пребывал в плену, Винрадка хозяйствовала в Храме и ждала его. Вот Баяпошка окунулась в жизнь Боловска, вторично вышла замуж, нарожала детей, стала художницей. А Винрадка… Да что там, и так все понятно.

– Еще раз, потому что тебе это не ясно, – продолжала Баяпош-хо. – Тебе казалось, что ты отсутствовал три года с небольшим. Так? На самом деле тут, в Боловске, прошло семь лет, причем почти месяц в месяц, и не спорь с этим.

Вот это у Роста в голове не укладывалось и, может быть, не могло уложиться. Он точно понимал, что не мог так здорово ошибаться. Время, когда он был запрограммирован в раба, составляло чуть более двух лет. Потом он год болтался в подручных Савафа, потом несколько месяцев готовился к побегу, который в итоге удался. Сюда можно прибавить еще несколько недель, в крайнем случае – пару месяцев, когда он побывал в плену у кваликов, а потом его обучал друг-Докай, и несколько дней, когда они летели сюда, на их континент, где находится Боловск. Если точнее, летели они чуть больше сорока часов… Откуда же семь лет?

Но все, с кем Рост разговаривал, утверждали в один голос – его не было семь лет. Ерунда какая-то.

– Потом ты почти год приходил в себя, потом писал свою книгу, – продолжала Баяпошка, – потом пробовал заниматься, как ты говоришь, фермерством, хотя даже у Гаврилки это могло бы получиться лучше. Но ведь с твоего возвращения прошло уже четыре года! И следовательно, по вашему продолженному исчислению сегодня началась осень тысяча девятьсот восемьдесят шестого, и ни днем меньше.

– Все-таки ты это к чему? – спросил Ростик, потому что аймихоша замолкла.

– Пора приниматься за дело. – Она вздохнула. – Так было решено начальством, и я тоже так считаю. Поэтому возникла маленькая интрига. Я как бы с тобой тут рисую картинки, а между тем… Разрабатываю твое сознание, чтобы ты снова мог… Служить. К чему, собственно, и предназначен.

– Значит, ты не для книги рисовала?

– Для книги, – Баяпошка даже слегка вскинулась, все-таки аймихо терпеть не могут лгать. – Это правда. Эти рисунки я использую на благо всех… Кому придется по твоей книге учиться, познавать, как устроено Полдневье за пределами нашего континента. Но вторая цель – вернуть тебя в строй.

– Я не согласен, – ответил Рост и повернулся, чтобы идти в Храм, хотя Баяпошка крикнула ему в спину:

– Ты стал каким-то деревянным! – Она подождала, пока он оглянется на нее. – Пойми, я не хотела такой роли, просто больше никого не было, чтобы… Привести тебя в чувства.

– Чувства тут ни при чем.

– Еще как при чем. – Она заторопилась, видимо, женская часть ее природы все-таки проявилась, не все же время ей быть художницей, нахальной и в высшей степени требовательной: – Да, когда ты пропал, я не стала ждать… Но я любила тебя и сейчас люблю, Рост. Ты не понимаешь, как это трудно было – оказаться без тебя. Вот я и…

– Я же сказал – чувства и даже наши поступки, продиктованные ими, тут ни при чем.

И вдруг с необычайной отчетливостью понял, что теперь вот случится у него такая полоса, когда все на свете будет диктоваться – или неявно зависеть, но все равно зависеть! – от всех и всяческих любовей, связей, браков, прежних увлечений… А это было неправильно, потому что слишком по-женски, с неистребимым девчоночьим отношением к миру через привязанности или, наоборот, неприязни. Слишком это затуманивало мир, в котором он привык существовать, но с этим теперь приходилось считаться. Может, пришел такой возраст, когда всяческие переживания настигают и мужчин?

Одно он знал точно. Раньше такого не было, все получалось само собой. И он бы с превеликим удовольствием обошелся без этого впредь.

Баяпошка смотрела на него исподлобья, словно формировала его мысли, как с ним это некогда происходило в плену, когда он был рабом. Или она все-таки угадывала его настроения, ведь женщины-аймихо склонны к эмпатии. Иногда даже слишком. Уж кому как не ему в этом разбираться, побывав мужем двух сестер из их племени?

Он пошел к Храму. Баяпошка почти в отчаянии поднялась, под ее ногами заскрипел песок.

– Ростик, если тебе будет лучше, я могу признать, что… Если бы знала, что ты жив, я бы…

Он отмахнулся от нее, как от докучливой мухи. Про себя подумал, все, больше никаких рисунков, какую бы ценность они, по словам аймихо, не представляли. Он с этим завязал. Как и с возможной службой Боловску в чине… Кстати, какой у него там чин имеется, кажется, дослужился до капитана. Невелика птица, смогут обойтись.

Но кто-то догонял его бегом, а потом взял за руку. Это была Роса, Росинка, Роска… Она заставила его остановиться, потому что запыхалась. Серьезно посмотрела в глаза, у нее были чудесные глаза, гриневской породы, серые и слегка настороженные. Сильные глаза.