Экшн - [41]

— А я хочу тебя сфотографировать, — настойчиво повторил он и полез за шкаф, откуда вытащил складной штатив для съемки.

Василиса поднялась с дивана.

— Женя, я прошу тебя, — сказала она ровным голосом, — не дури.

Крюков занялся установкой штатива и не обращал на нее никакого внимания.

— Гадать она собралась. Да я и без тебя знаю все, что будет, — бубнил он себе под нос. На лбу у него выступили крупные капли пота, лицо при этом оставалось бледным.

— Если ты не прекратишь все это, я просто уйду отсюда, — заявила она и почувствовала, как тело начала бить мелкая дрожь.

— Уйдешь? — Крюков оторвался от своего занятия и посмотрел на Василису. Она сразу обратила внимание на его глаза — тусклые, с множеством красных прожилок. Он был явно не в себе.

— Ты этого не сделаешь, — добавил он.

— Что, думаешь, побоюсь? — Василиса нерешительно двинулась в сторону двери, не сводя глаз с Крюкова.

Он отвернулся. Она подскочила к двери и в ту же минуту замерла.

— Где ключ?

Крюков не отвечал, он достал из шкафа фотоаппарат, включил лампы на стойках.

— Как ты думаешь, — обратился он к Василисе, — если мы сделаем так, будто ты работаешь с текстом, хорошо будет? Или лучше, что отдыхаешь?

— Выпусти меня отсюда, — процедила она сквозь зубы. — Отдай ключ, по-хорошему прошу.

Крюков краем футболки вытер лицо, распрямился и с улыбкой произнес:

— Девочка моя, я ведь по-хорошему тоже хочу. Я всегда с тобой только по-доброму. Но ты почему-то не хочешь этого понимать.

— Женя…

— Нет, ты не перебивай меня! Объясни, что плохого я тебе сделал в этой жизни, что? Почему со мной нельзя иметь никаких отношений? Объясни! Я хочу, в конце концов, понять, что не так? Урод? Нет, сам знаю, что не урод. Денег мало зарабатываю? Не мало. Твой Фокин, во всяком случае…

— Женя! — прервала наконец его Василиса. — Опомнись! Что ты несешь? Не бывает в этой жизни все так, как нам хочется. Ты же не ребенок, в самом деле…

Крюков молчал. Он стоял, вытянувшись в струнку, затаив дыхание, будто солдат перед генералом. И тут Василисе стало страшно и за него, и за себя. Она вдруг поняла, что, убегая от Воронина, попала в ситуацию не менее жуткую. Что называется — из огня да в полымя.

— Женечка, — проблеяла она дрожащим голосом, — ты очень хороший, у тебя куча достоинств, но… почему я? Ты знаешь, женщины были бы просто счастливы…

— Заткнись! — заорал он. — Я их всех ненавижу! — На глазах у него выступили слезы. — Как ты не понимаешь…

Василисе казалось, что земля уходит из-под ног, что еще немного — и она шмякнется в обморок.

— Это неправда, — жалобно сказала она и села прямо на пол возле двери. — В той комнате у тебя жила женщина, — она рукой махнула себе за спину. — Так ведь? И кто она?

Крюков подскочил к ней и рывком поднял с пола.

— Это твоя комната, слышишь? Твоя, — он говорил, приблизив свое лицо к ней, глаза в глаза. — За все время не было и дня, чтобы я не делал там уборку: стирал пыль, поливал цветы, раз в неделю — обязательно мыл полы… Я знал, что тебе должно понравиться в этой комнате. Тебе ведь понравилось? — Он двумя пальцами сжал ее щеки.

Василиса что-то промычала в ответ, не в силах открыть рта.

За дверью послышался неясный шум. Крюков отпустил Василису.

— Там кто-то есть, — сказала она и осторожно, прижавшись спиной к стене, отступила в сторону.

В дверь постучали.

— Женя, мальчик мой, открой дверь, — неожиданно раздался из коридора слабый женский голос. — Открой, прошу тебя, Женечка, все будет хорошо.

У Василисы от удивления открылся рот: она узнала голос бабушки Крюкова.

Крюков уткнулся лбом в дверь и беззвучно заплакал.

— Ты же сказал, что Ксения Тимофеевна в больнице, — проговорила Василиса, едва шевеля губами.

— Значит, вернулась, — огрызнулся он и в отчаянии обхватил голову руками.

— Это среди ночи-то?

— Женечка, выпусти девушку, прошу тебя… Не мучь меня, старую.

Следом послышался плач и стук в дверь.

— Видишь? Видишь, что ты наделала? — выпучив глаза, закричал он на Василису.

— Открой дверь, идиот.

— Нет только после того, как мы с тобой сфотографируемся, красавица моя, — он схватил Василису за руку и толкнул в сторону дивана.

Василиса лихорадочно соображала, что можно предпринять, но на ум ничего не приходило. От волнения она сняла очки и начала протирать их рукавом свитера.

— Не делай этого!

— Чего? — не поняла она.

— Не снимай очки!

— Что за бред? Почему?

Он подбежал к ней, вырвал из рук очки и нацепил ей на глаза.

— Вот так. Такую Малееву я люблю. — Его пальцы дрожали, и он засунул руки в карманы брюк.

— Хорошо, хорошо, — попыталась она его успокоить, — только позволь мне сходить в туалет, там есть зеркало, я приведу себя в порядок. Можно? Все-таки фотографироваться будем.

— Иди, только быстро, — он подозрительно посмотрел на нее долгим взглядом.

Василиса кивнула и, вымучено улыбнувшись, поднялась с дивана.

У нее созрел план. Войдя в «предбанник», она плотно притворила за собой дверь, быстро вытащила из кармана ключ и вставила его в запертую дверь. Так и есть! Ключ от кладовки. Она решила запереться в ней до тех пор, пока Крюков не уйдет из мастерской.

Яркий свет ослепил Василису. Зачем в небольшой кладовке такое освещение? Повернув ключ на три оборота, она с облегчением вздохнула и начала осматриваться. Первое, что ей попалось на глаза — большие стопки фотографий, разложенные на полках стеллажей. Взяв первую же фотографию, Василиса с отвращением отбросила ее в сторону — на ней была убитая женщина. Возможно, это один из тех снимков, что Крюков добывал с места преступления? Поборов чувство брезгливости, она взяла всю стопку в руки и начала быстро перебирать фотографии.