Экс-баловень судьбы - [31]

Открыв второй ящик, я обнаружила нечто гораздо более интересное. Там находилась документация и лежали черновые заметки по деятельности приемной комиссии, в которой мадам Зильберг принимала живейшее участие. Кроме официальных документов о зачислении, в ящике находились еще некие более подробные данные по нескольким студентам, которые по каким-то причинам обратили на себя внимание заведующей кафедрой общественных дисциплин. И, бегло просмотрев эти более подробные данные, я даже начала догадываться — по каким именно.

В данных были указаны места работы и должности родителей интересных студентов, а в некоторых местах — сделаны карандашные пометки, несомненно, рукой самой Зильберг, указывающие, что вот этот — племянник такого-то, а папа вот этого — двоюродный брат такого-то.

Не слишком уверенная в том, что эта красноречивая находка сможет чем-то пригодиться мне в расследовании, я все же достала фотоаппарат и, включив более сильный фонарик, начала фотографировать заинтересовавшие меня бумажки. Кто знает, может, кто-нибудь из этих мальчиков и девочек имеет какое-нибудь отношение к Разумову? Или к тому, кто как-то связан с Разумовым? Дополнительная информация в этом запутанном деле мне в любом случае не помешает.

Фотографирование заняло некоторое время — заметок было много, и, закончив снимать, я решила глотнуть кофе и немного передохнуть. Безумно хотелось курить, но Зильберг, насколько я могла понять, сигаретами не злоупотребляла — нигде не было ни пепельницы, ни баночки из-под консервов, поэтому малейший намек на запах сигаретного дыма мог вызвать подозрение, а это мне было совершенно ни к чему. В голове уважаемой Веры Иосифовны не должно появиться даже намека на мысль, что в ее отсутствие в кабинете побывали.

Сделав несколько глотков кофе и посидев в начальственном кресле, я продолжила осмотр. Во втором ящике оставалось еще несколько бумажек. Я начала просматривать их, еще не подозревая, что тут-то и кроется та самая удача, которую посулили мне кости. Прочитав первый листок, написанный от руки, я поняла, что это черновик заявления о выплате командировочных. Оказывается, Вера Иосифовна ездила на научную конференцию в Москву, и, судя по тому, что черновик заявления еще сохранился, совсем недавно.

Оставшиеся на дне ящика документы подтверждали, что командировочные Верой Иосифовной были благополучно получены. На квитанциях значилось 16 сентября.

Я посмотрела на календарь, который лежал на столе. Оказалось, что шестнадцатое — это понедельник. Учитывая, что поезда ходят в Москву ежедневно, можно предполагать, что в этот же понедельник Вера Иосифовна и отчалила в столицу нашей родины. Та-а-ак… Вполне возможно, что в момент убийства профессора ее не было в городе… Хотя… учитывая, что она не сама орудовала палками, ее присутствие в этот момент совершенно необязательно. Даже наоборот, очень многие именно ее отсутствие в городе расценили бы как алиби. Но уж конечно, не такой опытный следопыт, как Татьяна Александровна Иванова. Вера Иосифовна, меня вам не провести!

Профессор был убит поздним вечером, во вторник, 24 сентября. Зильберг уехала на конференцию за неделю до этого, 16 сентября. Спрашивается: могла ли она находиться в Москве в то время, когда было совершено нападение на профессора Разумова, и вернуться уже после того, когда все свершилось, тем самым обеспечивая себе иллюзию непричастности? Могла.

Остается выяснить, когда она вернулась. Я пролистала перекидной календарь на столе. Почти все его листки были исчерканы разными пометками о встречах, звонках и прочих важных делах. Но начиная с субботы, 14 сентября, и до среды, 25-го, листки сияли девственной белизной. Причем на листке 25-го была только одна запись: «Отчитаться в бухгалтерии».

То есть с достаточно высокой долей вероятности можно предположить, что вернулась из Москвы Зильберг именно 25 сентября, когда профессор уже был убит… а если говорить еще точнее — на следующий день после того, как он был убит. Хм… глуповато как-то… тем более для Зильберг. Если это ее заказ, то появление на следующий день после исполнения подчеркнет скорее ее причастность, чем непричастность. Каким же дураком нужно быть, чтобы наивно демонстрировать: «Когда преступление совершалось, меня не было, а теперь, когда все уже свершилось, — вот и я, тут как тут». Не вяжется! Похоже, именно то, что должно было указать на причастность Зильберг, как раз и обеспечивает ей алиби. Опять эти коварные перевертыши! «Не забывайте о противоположностях». А где же удача? В том, что слетела еще одна более-менее вероятная версия?

Хотя такая ли уж вероятная? Ведь еще в самом начале расследования я думала: если бы Разумова хотели устранить такие солидные люди, как Залесский или Зильберг, они наверняка выбрали бы гораздо более надежные способы. Возможно, мою находку действительно можно расценивать как удачу: чем больше версий отметается, тем меньше их остается, тем ближе я к разгадке. Однако если так, то делать мне в кабинете Веры Иосифовны больше нечего. Но время еще есть, для очистки совести не мешает просмотреть и последний ящик.