Экранные поцелуи - [15]

Раньше Рэчел никогда не любила. Все ее предыдущие романы так или иначе уживались с театром. И она всегда сохраняла в неприкосновенности какую-то часть себя. До тех пор, пока не встретила Ричарда.

Ему она отдала все — свою комнату, свои секреты, а в конце концов и свое сердце. Ей это пошло только на пользу. Напряжение, которое до этого постоянно присутствовало на репетициях, теперь исчезло. Она включилась в общий процесс — помогала слишком медлительным партнерам, смеялась над собственными ошибками. И перестала злиться на Джереми Пауэрса.

— Если ему хочется научить меня, как играть Лауру Чивли, ну что ж, пусть попробует. В худшем случае я буду выглядеть дурой на репетициях, — говорила она Ричарду.

На репетициях она играла точно так, как требовал Пауэрс. Она перестала спрашивать себя, что же делает ее героиню такой невероятной стервой. Вместо этого она решила положиться на свои ощущения и интуицию. Каждое утро, стоя перед зеркалом, она повторяла себе: «Я Лаура Чивли». Читая роль, она пыталась вообразить себя Лаурой Чивли.

Неожиданно для самой себя она стала красить ногти в ярко-красный цвет. Сменила джинсы на юбки и облегающие свитера, носила туфли на высоких каблуках, начала ярче краситься. Никто не заметил этих перемен, кроме Джереми Пауэрса. Он молча наблюдал и ждал, что будет дальше.

Наконец, на одной из репетиций, это случилось. За минуту до этого она была Рэчел Келлер и лишь играла стервозную особу. В следующий момент Рэчел Келлер бесследно исчезла, осталась лишь Лаура Чивли. Как будто она сменила одну телесную оболочку на другую, причем без всяких усилий, так, что даже не заметила этого, и лишь в конце репетиции опять стала сама собой. Это ощущение было настолько потрясающим и в то же время настолько совершенным… Ничего подобного она до сих пор не испытывала. Партнеры, казалось, заметили ее волнение и полностью его разделяли. Лишь Джереми Пауэрс держался в стороне от всех, молчаливый и задумчивый. Наконец он подошел к ней.

— Пошли выпьем по чашке кофе. Надо поговорить о том, что сейчас произошло.

Они прошли в Зеленую комнату, нашли свободный столик в углу.

— Как это получилось? — спросил Джереми.

Рэчел пожала плечами, отхлебнула кофе.

— Сама не знаю. Какое это имеет значение?

Режиссер улыбался.

— Только это и имеет значение. Если вы не знаете, как вы это сделали, могу ли я быть уверен, что вам удастся это повторить?

На минуту она задумалась.

— Нет, ничего не выйдет. Я знаю только, что чувствовала, но не могу сказать, что я делала.

— Неплохо для начала. Расскажите мне, каково это — быть Лаурой Чивли.

Она отвела взгляд и заговорила как будто во сне.

— Это была я — и одновременно не я. Гораздо более злобная, с черной душой. Мне хотелось делать больно, мне хотелось мучить других. И меня это не удивляло, более того, мне это казалось абсолютно нормальным.

— Вы когда-нибудь раньше чувствовали что-либо подобное?

Она усмехнулась:

— Да, когда вы меня разозлили. И еще один раз, но очень давно. Я тогда поссорилась с отцом.

Он кивнул:

— Так я и думал. У вас внутри, Рэчел, запрятано много злости. Однажды я вас нарочно спровоцировал, чтобы посмотреть, не выйдет ли она наружу. А теперь вы сами обнаружили ее в себе. На ней вы построили образ Лауры Чивли.

Она смотрела на него с удивлением:

— Вы так считаете?

— Да, вы делали это подсознательно. А теперь я хочу, чтобы в следующий раз вы думали об этих своих эмоциях. Следите за тем, как они растут и во что превращаются.

Рэчел встревожилась:

— А это не повредит моей игре?

— Может быть, чуть-чуть, в самом начале. Но я вам помогу это преодолеть.

Она вспомнила тот эпизод в школе искусств, когда ее так же заставили вызвать к жизни, таившиеся в ней чувства. В тот раз это было чувство гнева на отца за потерю драгоценных рыжих волос. Теперь ей показалось, что она никогда не умела использовать свои собственные эмоции. Только с помощью Джереми Пауэрса ей удалось обнаружить глубоко скрытые ярость и злобу. Однако на этот раз она сама их вызывала, сама ими управляла. С их помощью родилась к жизни великолепнейшая стерва Лаура Чивли. Пауэрс не просто научил ее, как играть эту роль. Он показал, что в ней, в Рэчел, заложены и ярость, и печаль, и боль, и теплота, и страсть. Все это принадлежало ей, и все это она теперь могла продемонстрировать зрителям.

На премьере в Бирмингеме ее приняли с восторгом. В Лидсе вызывали три раза уже после того, как закрылся занавес. В Ньюкасле критики провозгласили рождение второй Ванессы Редгрейв.

— Думаю, пришло время поговорить о вашем будущем, — сказал Джереми Пауэрс.

Он повел ее в маленький итальянский ресторанчик в той части города, где жили состоятельные люди. Стены и пол ресторана были выложены белыми изразцами, по углам свисали зеленые листья папоротника. Зал напоминал оранжерею. Усевшись за столик, Рэчел почувствовала, как спадает напряжение.

Вначале их отношения с Пауэрсом больше напоминали официальные. Обедали они в пятизведных ресторанах, выпивали в барах отелей. Теперь она чувствовала себя с ним более свободно. Она ему доверяла. И хорошо, что он привел ее именно сюда, где можно расслабиться.