Экран наизнанку - [20]

Мои прогнозы сбылись: Рошаль и Вера Павловна своими телами образовали узкую щель у выхода, протиснуться сквозь которую я мог только с комплиментами. Пришлось уводить свою девушку на балкон и отсиживаться там, пока рошалевский кордон не был снят.

Казалось, что дальше жизнь пойдет не под знаком "Суда сумасшедших". Напрасно казалось! На следующий день в длиннющем коридоре коммунальной квартиры, где до Октября располагался публичный дом, раздался телефонный звонок: Строева приглашала меня домой на свекольник! Открутиться было теперь невозможно, приходить в гости и молчать о просмотре "Суда сумасшедших" - тоже. По дороге на Полянку мучительно придумывал, что я скажу по поводу картины - так, чтобы не врать, но и не выглядеть хамом. Придумал! Немного, но придумал. Дальнейший путь в гости показался просто полетом. Встретила хозяйка и усадила за давно знакомый овальный стол. Домработница внесла и поставила передо мной тарелку со свекольником. Зачерпнул ложку с мыслью: "Слава богу, сейчас в доме нет Рошаля". Только секунду я испытывал радость - в сопредельной комнате раздалось похохатывание, и оттуда вошел Рошаль с клокочущим возгласом: "А, Марягин! Рассказывай". Кусок свекольной ботвы застрял у меня в горле. Долго сглатывал его, готовясь к устной рецензии фильма. Приступил: "Есть в картине кадр - гномы несут земной шар. Это гениально..." Рошаль не дал мне остановиться: "И скорые помощи летят - гениально, и сумасшедшие на дереве гениально". Все в картине было гениальным, часа два он с упоением рассказывал мне о находках фильма для всего кинематографа. Свекольник давно остыл и посинел, я автоматически кивал головой, подтверждая все выводы "докладчика", и думал: "Какой он счастливый человек! Как мало ему нужно поводов для фонтана самодовольства".

Может быть, самодовольство - врожденное качество каждого человека нашей профессии, но в безразмерном виде оно страшит. Дай, Господи, не скатиться бы до увиденного.

В лучах славы Капура

Картину "Бродяга" смотрели так, как до того смотрели "Веселых ребят", "Волгу-Волгу" и "Чапаева". У кинотеатров вились очереди за билетами, а пацаны лезли к окошечкам касс в прямом смысле этого выражения "по головам". В эту самую пору прилетел в Москву сам Бродяга - очаровательный и непринужденный Радж Капур. С актрисой Наргис и сценаристом Ахмедом Аббасом. Где принимали эту знаменитую делегацию, мне неизвестно, но точно знаю: индийские киношники посетили ВГИК, посмотрели отрывки спектаклей на сценической площадке, где их поразила юная, трепещущая Майя Булгакова, и на следующий день были приглашены на учебную студию ВГИК, куда меня незадолго до того определил М.И. Ромм, преодолев барьер моей подмосковной прописки.

Студия той поры представляла собой отстойник для ребят, не поступивших на операторский факультет. Из не прошедших на режиссерский был только я один. Это не мешало осваивать схемы света, наблюдать за работой в фотопавильоне самого "старика Левицкого" - того, из еще немого кино. На его стол в клетушке рядом с фотопавильоном студенты-операторы клали мокрые отпечатки. И он прокуренным желтым ногтем перечеркивал непонравившиеся, оставляя на листах рваный глубокий след. Пока студенты трудились над фотокомпозициями - причем раскадровывались ни много ни мало эпизоды из "Войны и мира", сухощавый и длинный Левицкий, перегнувшись через стол, допрашивал своего ассистента - миниатюрного старикана Гиппа: где тот потерял ось от любимого объектива шефа и когда он ее найдет? А в крайнем случае, возместит убытки. Гипп клялся, мол, не заметил потери, не обнаруживая в словах Левицкого розыгрыша, вроде того как посылают в армии салаг с ведром за импульсами...

В кинопавильон приходил руководитель экранизации по Горбатову "Наш городок", еще один пионер немого кино - тучный и оплывший, со щеточкой усов на голом лице - Ю. Желябужский, поставивший того, "древнего" "Станционного смотрителя", и добивался от своих подопечных обязательной установки заполняющего света.

Самыми интересными часами были для меня, конечно, часы общения с будущими режиссерами и их наставниками. В двух съемочных павильонах студии работал тогда курс С. Юткевича. Я наблюдал, как делают первые робкие съемочные шаги М. Калик, Б. Рыцарев, Р. Викторов.

Ни одна съемка не обходилась без известного вгиковского хохмача Э. Абалова и его закадычного друга Т. Милиавы. С ними я плотно сдружился, и по окончании съемочной смены мы отправлялись осваивать "ночную плешку" на улице Горького. Грузинские друзья располагали деньгами; мы, побродив по "Броду" - так называли отрезок улицы от Госплана до площади Пушкина - и промерзнув как следует, заходили погреться в "Арагви" с неизменными купатами или в бывший "Коктейль-холл", а тогда уже "Кафе-мороженое", работавшее тем не менее до часу ночи и собиравшее самую разнокалиберную публику - от заглянувшего сюда из МХАТа знаменитого актера Массальского до голубых мальчиков из сквера у Большого театра. О московских девицах того призыва во главе с русской красавицей Ингой - и говорить не приходится. Не обходились сборища без Бори Месхи - знаменитого Бондо, - полового гиганта столицы, который с материальной пользой для себя эксплуатировал собственные физические качества. В результате "освоений пространства", бывало, возникали приводы в знаменитый "полтинник" - 50-е отделение милиции, курировавшее центр Москвы.