Экран и Владимир Высоцкий - [11]
Роль, отведенная герою Высоцкого — одна из ключевых в фильме. Танкист Володя представитель тех, вернувшихся с войны, которые несли ее фронтовые тяготы, тех, кто задумался над проблемой — с самого первого дня мира — что же делать дальше, куда себя приложить, чему посвятить свою, так счастливо подаренную судьбой жизнь? Но он занят не только глобальными вопросами, он тотчас реагирует и на бытовые неурядицы. Вот озадачили его ворота во дворе: «Что это? Не бомбили, а гниет!» И дров наколоть надо, чтобы в доме было тепло. У него нет трофеев: рюкзак невелик и в нем, как выяснится позднее, лишь несколько банок консервов, да бутылка вина — и ту «ребята в пути подарили». Словом, — «Не отягчил я грабежом своей сумы походной!» [6] — совсем по Роберту Бернсу.
До войны соседи дружили, — они и теперь на «ты». Но все же смущение мелькает в глазах актера, когда его Владимир обращается к Люсе с деликатной просьбой: «У тебя от Федора никаких шмоток не осталось? А то в моих и на люди не покажешься». И — осторожно, виновато: «Я что-нибудь не так сказал?» Ему, фронтовику, привыкшему, по всей видимости, делиться с людьми по-братски, не может придти в голову мысль, что Люся пожалеет для него костюм Федора как материальную ценность. Сам он вывалит для вечернего чая — за Победу, за встречу, — все консервы из своего рюкзака. Но Федор убит, а он, вот, вернулся и просит его «шмотки»… Все эти сложные ощущения отражаются на лице актера, ими он обильно наделяет своего Володю.
Одна из линий, что ведет Высоцкий, на чем он существенно уточняет образ капитана-танкиста, Люсиного соседа — это отношение к Люсе.
Он знает ее издавна. Наверное, еще до замужества. Оттенки, остатки влюбленности — или рождение нового чувства? — царят в атмосфере встречи за вечерним столом, где сидят все вместе — Люся, ее сын-подросток Женька, ее маленькая дочурка Леночка и вернувшийся с войны Володя. Он внимателен к детям, старается их угостить, но тянется — к Люсе. К ней он то и дело придвигает свой стул, для нее играет на гитаре, ей поет песни, военные, которые не были б так грустны, если б не сопровождались вздохами и неулыбчивыми взглядами Владимира. Исподлобья, вдруг, он кидает на нее эти быстрые взгляды, ловя ее реакции на песни, фиксируя каждое ее движение. Уже при первой встрече — когда он колол дрова, и она вдруг появилась в калитке, — он сказал: «Ты совсем не изменилась…». И зритель, как бы предупрежденный этой фразой и серьезным, каким-то особым взглядом героя Высоцкого, ждет развития их взаимоотношений.
Ожидание превращается почти в уверенность, когда Люся вдруг выходит из комнаты. Темный вечер, она облокотилась на перила крыльца — она еще молода, привлекательна. Сменяется кадр, — в комнате Володя хватает стаканы, недопитую бутылку и появляется на крыльце рядом с Люсей. Осторожно дотрагивается до ее плеча: «Хочешь — подарю зажигалку?». Это — от души, просто потому, что она курит. Но что случилось? Взгляд у Высоцкого не становится ни мужским, ни влюбленным — он постепенно перерождается в братский, сочувственный, соседский.
А как же иначе, если Люся поет о погибшем муже: «И тебя по-прежнему люблю я…», и в ее голосе звенят слезы, а в коридоре — топчется босыми ногами Женька, ее повзрослевший сын, не решающийся войти в комнату или из деликатности, или из страха увидеть то, что пришлось бы ему не по вкусу… Конечно, Володя не мог рассмотреть Женьку сквозь все эти стены, но он видел его сегодня уже не раз и мог представить себе его реакцию.
И Володя первый предлагает Люсе уйти: «поздно уже».
В конце этого эпизода, оставшись наедине со своими думами, — и с гитарой, — Володя (на этот раз Высоцкого не переозвучивают) громко, «во всю душу», поет собственного сочинения песню, ставшую вскоре очень известной, — «На братских могилах».
В фильме Турова роль танкиста Владимира очень значительна по смыслу. Сыграв ее, Высоцкий показал нам один из обычных и, вместе с тем, благородных образов фронтовиков. Ведь в этой ленте есть еще один капитан — Геннадий Рыжкин — антипод Владимира — любовник Зины, матери другого мальчика, Игоря, — друга Женьки. Рыжкин лишен «предрассудков». Он то и дело въезжает на «Виллисе» при всем честном народе во двор, где живет Зина с детьми, открыто привозит «что-то» в свертках и совсем не скрывает, что эти отношения носят лишь временный характер.
Виктор Туров в фильме «Я родом из детства» «загрузил» Высоцкого «на всю катушку». Высоцкий не только играл, наконец, хорошую роль, создал впечатляющий образ сильного духом человека, но и написал несколько песен, часть из которых сам и пел. Это была работа, принесшая актеру удовлетворение: и роль, и песни. Но после съемок в картине «Я родом из детства» — будучи уже в другой киноэкспедиции, — Высоцкий снова очутился в финансовой яме, что, впрочем, не могло не быть явлением почти постоянным при его, тогда еще очень малых заработках.
«Теперь проза, — пишет Высоцкий Л. Абрамовой. — Я до сих пор не получил ни копейки денег, ни за роль, ни за песни. Дирекция шлет трагические телеграммы. Пока бесполезно. Сегодня я заявил, что работать больше не буду, пока не будет ставки и денег… Держитесь пока…». И, если эти сетования относятся к фильму «Вертикаль», то следующая фраза — непосредственно к «Я родом из детства»: «Почему, интересно, из Минска не шлют постановочных? А? Безденежье, лапа, это плохо, но это временно…»
