Экономика каменного века - [68]
Относительно текста, как его воспроизвел Бест, Мосс замечает, что — несмотря на признаки «esprit theologique etjun'dique encore imprecis»* — «он содержит только одну неясность: вмешательство третьей персоны». Но даже это затруднение Мосс впоследствии устраняет ясным толкованием:
Но чтобы правильно понять этого маорийского юриста, достаточно сказать: «Таонга и любая сугубо личная собственность имеет хау, духовную силу. Вы даете мне таонга, я передаю ее третьему лицу, последний дает мне что-то взамен, потому что он вынужден это сделать в силу хау моего подарка; и я обязан отдать вам эту вещь, поскольку я должен вернуть вам то, что в действительности является продуктом хау вашей таонга» (Mauss, 1966, р. 159).
Воплощая личность дающего и хау леса, подарок, в прочтении Мосса, подлежит от-дариванию. Получающий подарок замечен духом дарителя; хау таонга неизменно стремится вернуться восвояси даже после того, как его несколько раз передавали из рук в руки в ходе ряда трансакций. Когда сделан ответный дар, первый получатель в свою очередь обретает власть над первым дарителем; отсюда, «<о circulation obliga-toire des richesses, tn'buts et dons»** на Самоа и Новой Зеландии. Суммируя:
его мне не установив твердой цены. Мы не торгуемся на этот счет. Ибо я даю этот товар третьему лицу, которое, по прошествии некоторого времени, решает отдать мне что-нибудь как бы в оплату (уту), он мне что-нибудь дарит (таонга). Ибо эта таонга, которую он дает мне, является духом (хау) той таонга, которую я получил от вас и которую отдал ему. Те таонга, которые я получил за эти таонга (полученные от вас), нужно вернуть вам. Было бы несправедливо (тика) с моей стороны оставлять эти таонга у себя, какими бы желаемыми (раее) или неприятными (кино) они для меня ни были. Я должен их вам отдать, ибо они являются хау той таонга, которую вы дали мне. Если я сохраню эту вторую таонга для себя, она может причинить мне зло — серьезно, — даже смерть. Таково хау, хау личной собственности, хау любых таонга, хау леса. Кати эна (Довольно об этом). г В дальнейшем я буду использовать версию Биггса, исключая те случаи, когда спор об интерпретации Мосса требует, чтобы цитировались только документы, которые были ему доступны. Я пользуюсь случаем поблагодарить профессора Биггса за его великодушную помощь.
* Еще неясный теологический и юридический дух (фр.).
** Необходимую циркуляцию богатства, налогов и даров (фр.).
Дух дара
... ясно, что, по обычаям маори, узы закона, взаимосвязь вещей — это связь душ, П< сама вещь имеет душу, одухотворена. Отсюда следует, что подарить кому-нибудь означает подарить часть самого себя. Ясно, что при такой системе мышления НИ вернуть другому то, что в действительности является частью его естества и сущност» бо принять в подарок от кого-то — значит получить часть его духовной сущности» 1 обладание таким предметом может быть опасно и смертельно не только потому, >ЛТй но, но и потому, что вещь, получаемая от человека, имеет не только моральную, НО И скую и духовную сущность. Эта сущность, эта еда, эти предметы, движимые или HUU женщины или дети, обряд или общность — дают магическую и религиозную *Л(СГ ми. Наконец, подаренная вещь не инертна. Одушевленная, зачастую персонифицм она старается вернуться к тому, что Герц назвал foyer d'origine'1, или пытается npomJ клана или земли, из которой она вышла, некий эквивалент вместо себя (там Ж», р14 Лп
Комментарии Леви-Строса, Ферса и Йохансена
Интерпретация хау Моссом подверглась критике со стороны трех исследователей, двое из которых являются экспертами по маори. I пертом по Моссу. Их критика характеризуется несомненной учен<
один из них, как мне кажется, не достиг истины в понимании текста РанапиЦ»»
ниманиихоу.
Леви-Строс подвергает сомнению принципы интерпретации. Он не 6«pf смелость критиковать Мосса на основе этнографических данных по маори. 0| под вопрос, однако, надежность туземной рационализации: «Не встречммо здесь с одним из тех (не столь уж редких) случаев, когда этнолог позволят Ы мистифицированным местными жителями?» (Lévi-Strauss, 1966, р. 38). Хау — Щ нование для обмена, а только то, во что людям случилось поверить как в ОСИО они осмысляют для самих себя бессознательную необходимость, причинЛМ ходится где-то еще. В том, что Мосс сосредоточился на хау, Леви- Строс УСМОЯ концептуальную ошибку, которая, к сожалению, сковала его знаменитого flM ника, не сумевшего прийти к полностью структуралистскому пониманию об1 рое «Очерк о даре» так блестяще предвосхитил: «Подобно Моисею, ведущем род в землю обетованную, великолепия которой он не мог созерцать» (там1 Мосс был первым в истории этнологии, кто отошел от эмпиризма и обратилсМ нию более глубокой реальности, отставив ощутимое и дискретное ради СИСТ шений; удивительным способом он постиг общий принцип действия рСЦИ) вопреки разнообразию и множественности ее форм. Но, увы, Мосс не СМОГ 01 но расстаться с позитивизмом. Он по-прежнему понимал обмен так, как ОН 1 в опыте — иначе говоря, разделенным на отдельные акты давания, получ! щения. Рассматривая обмен по частям, а не как единый и интегрированны! не мог придумать ничего лучше, чем попытаться снова склеить его ЭТИМ 4 цементом», хау. ,..,
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.