Экономика каменного века - [23]

И все же, даже принимая во внимание такую подверженность непредвиденным бедствиям и допуская к сравнительному анализу материал по современным охотникам, живущим в наиболее неблагоприятных условиях, было бы трудно доказать, что нужда определенно характерна для быта охотников и собирателей. Недостаток пищи не является типичным атрибутом этого способа производства, отличающим его от иных. Лоуи спрашивает:

Ну а что сказать о пасущих на бедных растительностью равнинах скотоводах, чье существование периодически оказывается под угрозой бедствий, так что они — подобно некоторым группам лопарей XIX века — оказываются вынужденными возвращаться к рыболовству? А о примитивных земледельцах, которые начисто и до конца, никак не пытаясь улучшить почву, истощают одно поле и переходят на следующее, живя под постоянной угрозой голода при каждой засухе? Могут ли они лучше совладать с несчастиями, вызываемыми природными условиями, чем охотники и собиратели? (Lowie, 1938, р. 286).

И, наконец, что можно сказать о современном мире? Считается, что от одной трети до половины человечества каждую ночь ложатся спать голодными. В Древнем Каменном Веке эта категория должна была быть куда малочисленное. Наша эра — эра беспрецедентного голода. Теперь, во времена величайшего развития технической мощи, недоедание институализировано. Произведем инверсию еще одной весьма уязвимой формулы: голод как явление растет абсолютно и относительно по мере эволюции культуры.

Этот парадокс — суть моей концепции. Охотники и собиратели объективно и в силу обстоятельств имеют низкий стандарт жизни. Но взятые как объективные и как обеспеченные адекватными средствами производства, все человеческие нужды обычно могут быть ими легко удовлетворены. Эволюция экономики в таком случае знала два противоречивых движения: обогащение и в то же время обнищание; присвоение природных богатств и экспроприация человека. Прогрессивным, конечно, является технологический аспект. Он прославлялся многими путями: как рост количества услуг и ве^л щей, удовлетворяющих потребности; как увеличение количества энергии, освоенной и направленной на службу культуре; рост производительности труда; развитие раздеч ления труда; растущая независимость от воздействия природных условий. Последнее' если его рассматривать в определенном смысле, особенно полезно для понимания ран них стадий технологического прогресса. Земледелие не только подняло общество н?' простым распределением природных ресурсов пищи, оно позволило неолитическим о1 ществам сохранять высокий уровень организации социальной жизни там, где приро, ная организация вообще не обеспечивала условий для человеческого существовани В некоторые сезоны можно было запасти достаточно еды, чтобы содержать людей в п риоды, когда ничего не произрастало; последующая стабильность социальной жизн имела решающей опорой рост материального производства. Затем культура шла от трумфа к триумфу, в прогрессирующем темпе нарушая даже действие элементарных биологических законов, пока не доказала, что может поддерживать человеческую жизнь н космическом пространстве — где нет ни гравитации, ни кислорода.

А тем временем люди умирали от голода на рыночных площадях Азии. Это была эволюция социальных структур, так же как и эволюция технологий; эволюция эта походила на мифическую дорогу, идя по которой, путник с каждым новым шагом удаляется от мест своего назначения на целых два. Развивающиеся структуры были одновременно и политическими, и экономическими: структурами силы и структурами нищеты. Сначала они опаивались в пределах отдельных обществ, а теперь — все больше интегрируют разные общества. Нет сомнений в том, что эти структуры были функциональными, необходимыми оронизациями технического развития, но внутри обществ они при распределении благ, помогая обогащению одних, дискриминировали других и дифференцировали людей по образу жизни. Наиболее примитивные из народов мира почти не имеют имущества, но они не бедны. Бедность не есть малое количество предметов потребления, не является она и отражением простого соотношения между целями и средствами; она, прежде всего, выражает отношения между людьми. Бедность — это социальный статус. И как таковая она является изобретением цивилизации. Она выросла вместе с цивилизацией, одновременно с несправедливым разделением на классы и, что особенно важно, налогообложением, из-за которого крестьяне- земледельцы могут оказаться более беззащитными перед лицом стихийных бедствий, чем аляскинские эскимосы на зимней стоянке.

Весь предшествующий анализ свободно позволяет нам рассматривать современных охотников и собирателей в исторической перспективе как представителей магистральной эволюционной линии. И не следует считать эту свободу легко добытой. Дают ли маргинальные охотники, такие как бушмены Калахари, более репрезентативный материал для ргконструкции палеолитической ситуации, чем индейцы Калифорнии или северо-западного побережья Северной Америки? Похоже, что нет. Похоже также, что бушмены Калахари не являются репрезентативными даже как маргинальные охотники. Подавляющее большинство уцелевших до наших дней охотников и собирателей ведут жизнь до странное ги неорганизованную и чрезвычайно ленивую в сравнении с немногими другими. Эти немногие другие отличаются очень сильно. Вот, например, мурнгин*: «Первое впечатление, которое получает человек со стороны в нормально функционирующей группе жите-лгй Восточного Арнемленда, — это впечатление налаженной деятельности...