Экономические провалы - [87]

Пошли рассказы о том, как иной просидел целую ночь в овраге, другой - целые сутки, третий шел пешком до ближайшей деревни, чтобы позвать крестьян для вытаскивания завязнувшего в грязи экипажа.

Вообще, на проселочных дорогах поражают внимание помещичьи усадьбы с тенистыми садами, поражают оттого, что построение их и разведение садов, все относится к прошлому столетию. Редко случается увидеть поместье, возникшее после того времени. А знаете ли, какую грусть наводят такие думы, когда мысленно посмотришь вдаль!

Много рассказывали владимирцы и калужцы о дорогах, лежащих в их губерниях. Объяснилось то, что есть такие тракты, по коим перевозится товаров на несколько десятков миллионов в год, а едущие на этих трактах вязнут по колено в грязи, лошади надрываются, богатырская сила русских извозчиков тратится на выворачивание возов из грязи. В особенности замечательно движение пассажиров и товаров из Калуги в Москву; а как Калуга стоит в 80 верстах от шоссе, то на этом маленьком расстоянии маются в грязи в весеннюю колоть часов по сорока, когда грязные колеи замерзнут.

Чем дальше говорили о проселочных трактах, тем грустнее становился разговор. Открыли такой тракт, по которому перевозится на расстоянии 250 верст, туда и обратно, на сотни миллионов разных товаров. Действительно, разговор об этом тракте можно назвать открытием.

Представьте, что этот тракт, по которому перевозится громада многоценных товаров, существует как-то притаившись по секрету; его нет ни в одном дорожнике, ни даже в отдаленных соображениях об устройстве сообщений. Но он лежит не за горами и не вдалеке, а просто из Москвы в сердце нашей фабричной деятельности - Шую и село Иваново. Представьте, что все потребные предметы для шуйских и ивановских фабрик, как-то: хлопок, шелк, шерсть, краски, машины и прочее, везут прямиком, пролегающим по лесам и полям, где нет никакой дороги, исключая переездной из деревни в деревню, и по этому же пути отправляют в Москву все изделия владимирских фабрик. Лишь только обоз выедет из Москвы за заставу около села Черкизова, так и врежется в грязь и тащится до самой Шуи по какому-то раствору из перемятой колесами глины. Под странным названием известна в народе эта дорога: ее называют Страмынка. Не по качеству ли дороги произошло название от такого укоризненного корнесловия?

Симбирская губерния поразила в рассказах своих о дешевизне там говядины, которая в зиму 1855 г. продавалась за пуд по 20 коп., так что не знали, куда ее девать.

Невольно возник вопрос:

— Что же не везли в Крым, где цена доходила до 10 руб. за пуд?

— Да в Симбирске вовсе не знали о том. У нас так мало гласности о предметах общей пользы, что мы нужные вещи узнаем после, и от того, как говорится, всегда ходим в лес по малину, пропусти лето.

Если бы война шла лет десять, тогда бы сведение, посредством изустной передачи, дошло до Симбирска, и навезли бы столько, что и в Крыму говядина была бы не дороже 3 руб. за пуд.

В разговорах о Владимирской губернии главное место занимали рассказы о разносчиках и развозчиках товаров, которыми населены уезды Вязниковский, Ковровский, Гороховецкий и другие. Эти люди рассыпаны по всей России, их вы найдете в Архангельске и за Кавказом, в Украине и в Иркутске, всюду. Никто вернее их не знает народный быт, со всею его внутренностью; многое от них можно выведать: только надо уметь заговорить с ними и расспросить их. Недавно один разносчик рассказывал преинтересный случай, аказию, как он называл: какой-то купец, торговавший ситцами в Тамбове, попал под уголовное дело, которое тянулось очень долго, много лет. Наконец, требуют его в суд и объявляют, что он лишается купеческих гражданских прав. Купец в страхе обращается с просьбой к судье о том, нельзя ли ему допродать товар в своей лавке, чтобы хоть с долгами рассчитаться и не совсем разориться. Судья отвечал, что он может не только товар допродать, но даже всю свою жизнь торговать, если будет вносить гильдейские деньги. Удивленный купец спросил: "Батюшка, да расскажите же, каких я лишаюсь прав?" Ему объяснили, что он лишается права быть избранным в городские службы и избирать других. Купец перекрестился, просиял и стал просить судью, выражая в своей физиономии намек на самую чувствительнейшую благодарность: нельзя ли его сынка приписать к уголовному приговору, уверяя, что сын также виноват вместе с ним.

О! Таких случаев я вам наберу много!

Нарочно приписывают себя к следственным делам, чтобы, считаясь под судом, избежать службы по выборам.

— Отчего же это так?

— От простой причины: возьмите вы, например, Елец, где живут 20000 жителей, и какую-нибудь Чухлому, где только 500 человек, а состав городского управления почти одинаковый; оттого в Чухломе и приходится бессменно служить по выборам.

— Но где же понятие у граждан о добром имени?

— Где? В душе. Для жизни выбирают они то, что менее тяжело: служба или приписка к следствию; разумеется, гражданское самолюбие в сторону, когда нужно сберечь время, чтобы ездить по ярмаркам и добывать средства на пищу и одежду себе и своей семье.

А ведь этаких городов, вроде Чухломы, сотни! Значит, в них много бедности.