Экономические провалы - [12]

Величайшею ошибкою со стороны нашей было то, что Главному обществу назначили строить сначала железную дорогу из Петербурга в Варшаву, вместо направления из Москвы в Феодосию. Петербурго-Варшавская линия, как пролегающая по местностям малонаселенным и не имеющим на две трети своего протяжения ни хлебородной почвы, ни фабричного и заводского производства, не могла представить такой деятельности по движению пассажиров и товаров, которая бы покрывала расходы эксплуатации, не говоря уже о гарантии. Правительство нашлось в необходимости несколько раз выдавать Главному обществу миллионные денежные ссуды, и когда это Общество заявило свою несостоятельность в дальнейшем сооружении дорог и уплате лежащих на нем долгов, тогда оно (конечно, в силу политических влияний Наполеона III) не было признано банкротом и оставлено при полных своих правах хозяином двух линий: Варшавской и Нижегородской, с отсрочкою взыскания накопившегося на нем долга более 50 миллионов, каковой долг впоследствии возрос и до настоящего времени остается неуплаченным. После этого, через 10 лет, это неисправное общество получило от правительства, как бы в награду за свои злоухищрения и несостоятельность, первую по доходности в Европе Николаевскую железную дорогу, причем в бывшем в то время ходатайстве 92 лиц из первых русских торговых домов, приносивших постоянно своему отечеству громадную и разнообразную пользу своею деятельностью, было отказано в передаче им Николаевской дороги.

Обращаясь к предыдущему, надобно сказать, что главная беда состояла еще не в том, что французское общество задолжало нам десятки миллионов, а в ошибке нашей (как выше было сказано) разрешить обществу строить Варшавскую железную дорогу прежде Московско-Феодосийской. Эта последняя не только окупила бы расходы эксплуатации, но и платежи процентов по облигациям, как это уже доказано на опыте результатами замосковных железных дорог, и таковая выгодность породила бы в Европе доверие к русским железнодорожным бумагам, следовательно и стремление к приобретению их по выгодному для нас курсу. Напротив того, возвратившиеся за границу, по случаю несостоятельности Главного общества и уменьшения его деятельности, бывшие его второстепенные инженеры: парикмахеры, булочники и башмачники, везде распространили молву о неспособности русских железных дорог приносить доход. Последствия этих слухов, равно как и очевидные факты, что дороги Главного общества не прекратили своего движения потому только, что их поддерживало наше правительство денежными средствами, привело к значительному понижению ценности гарантированных железнодорожных облигаций, которые нам, при дальнейшем сооружении железных дорог, пришлось продавать за границей по 66 за 100. Но позднее, когда замосковные дороги (Московско-Рязанская и Рязанско-Козловская) убедили в своей доходности, дальнейшая реализация облигаций, постепенно возвышаясь, достигла 93 за 100. Отсюда очевидно, что если бы Европа убедилась в доходности замосковных железных дорог прежде сооружения Варшавской линии, тогда все наши железнодорожные бумаги были бы реализованы на 25% выше состоявшейся реализации, что сократило бы нашу задолженность на сотни миллионов, а народ избавило бы от платежа излишних процентов, которые в конце концов (как бы хитро ни были подтасованы цифры бюджетов) всегда приходится оплачивать народу своими потовыми трудами, по случаю неизбежно порождаемых займами новых налогов.

Шестой провал

Вскоре после коронации императора Александра Николаевича, был назначен, вместо П.Ф. Брока, министром финансов A.M. Княжевич. Во время этого переходного министерства от старых порядков к новым подготовлялось освобождение крестьян с предшествовавшим этому великому, достославному и светлому делу весьма мрачным событием - уничтожением опекунских советов, отчего земледелие и землевладение остались без всяких пособий кредита, брошенные на произвол судьбы, или, иначе говоря, отданные во власть ростовщикам. Давным-давно зная A.M. Княжевича за человека, исполненного самых лучших сердечных стремлений, мне много раз приходилось беседовать с ним о невозможности оставлять сельское хозяйство без кредитных учреждений, в какое бы то ни было время, а тем более в период освобождения крестьян, когда от земли отнимается у дворянских имений даровой труд, а для найма рабочих и приобретения новейших земледельческих орудий и машин нужны деньги. Разделяя этот взгляд, A.M. Княжевич выразился так: "Ничего не поделаешь с ними; они так хотят, чтобы всякая деятельность становилась на свои ноги и никакой уступки в этом не сделают". - "Но позвольте возразить: разве возможно, чтоб новорожденный ребенок - наше сельское хозяйство с вольнонаемным трудом - мог сразу встать на ноги без всякого о нем попечения? И кто же эти они, очевидно желающие искалечить русскую сельскую жизнь?" Тут я впервые узнал, что они - люди новых воззрений, составившие из 5-6 человек кружок, стремящийся в кабинеты высокопоставленных лиц и салоны влиятельных барынь для распространения в них своих взглядов, дабы потом, мало-помалу, расширяя свой круг, забрать в свои руки направление правительственной власти. Еще позднее я узнал, кто именно эти они, и убедился в том, что это все люди по большей части честные, благонамеренные и бредившие об экономической равноправности, но без всякого понимания нужд и потребностей русской жизни. Эти они проповедовали нам в тарифных комиссиях понижение цены на пошлину с кофе, потому что кофе разовьет мозговые силы крестьянина, и требовали такого же понижения на пикули и капорцы, как приправы, могущие дать вкус грубой крестьянской пище. Сколько тут добросердечия, смешанного с полным неведением деревенской жизни!