Экономическая история мира. Том 4. Экономика СССР в период с 1921 по 1929 годы. Деньги и Вторая мировая война. После Второй мировой войны: экономика ФРГ, Англии, Франции, США, Латинской Америки, Китая, Японии и Восточной Европы - [227]

Мол, сам не ам и другим не дам. Но давать не надо. И ни просто так, и ни за выкуп. А вот об участии зарубежных партнеров в освоении размышлять можно и нужно.

Тут вспоминается проект освоения Курил, который в начале 90-х гг. предлагал к рассмотрению наш друг – профессор В. П. Федоров (в то время губернатор Сахалина и Курил). Объявить Курилы, территорию, безусловно, российскую, зоной международного освоения под патронажем ООН (тогда ООН еще не прославилась своей малопонятной сдержанностью в ходе бомбардировок Югославии). Характерно, что эта идея не вызвала энтузиазма, прежде всего, у Японии. Но ведь Япония – не единственная страна в мире.

Абсолютно ясно одно, что проблемы всех дальневосточных, северных территорий должны стать предметом не только безотлагательного изучения и рассмотрения, но достаточно быстрого и взвешенного решения. Иначе может получиться как всегда. Пугает не само появление у их жителей сепаратистских или перебежческих настроений, а то, что для них есть объективная основа.

Коротко коснувшись обзора ресурсов России, мы тогда сознательно обошли вопрос о ее научно-техническом потенциале. Мы ни в коей мере не претендуем на его структурную оценку, поскольку это предмет труда большой группы более квалифицированных специалистов. Ограничимся констатацией того бесспорного факта, что пока он велик, и затронем лишь проблемы, которые непосредственно связаны с развитием экономики.

Анализируя публикации последних лет (не говоря уже об анализе структуры бюджета), невольно думаешь: на нас что, куриная слепота напала? Мы выросли теоретически под флагом идеи роста роли научно-технического прогресса в развитии человечества. И эта идея была и остается верной, в отличие от многих других. В советские времена наша система научных исследований и опытно-конструкторских разработок имела много недостатков (мы сами на них указывали), но она работала. Основной вопрос был не в наличии или отсутствии научных результатов, а в эффективности их практического применения. Но это уже в адрес гуманитариев, а не естественников.

Забвение хоть на минуту необходимости учета возможных достижений НТР в социально-экономических прогнозах, планах, проектах как на ближайшую перспективу, так и на длительный период грозит их крахом с непредсказуемыми последствиями.

Недавно один из авторов книги вел разговор с двумя нашими выдающимися конструкторами, не верить которым просто нельзя. Результат этого разговора – несколько бессонных ночей. Один собеседник твердо обещал управляемый термояд в сроки, которые мы раньше принимали для длительного, но планового горизонта, другой пугал опытной антигравитационной установкой. И напугал. То, к каким экономическим, политическим и социальным последствиям для всего мира может привести появление управляемой термоядерной реакции как объекта промышленного внедрения, не то что обсчитать, но просто представить сложно и страшно. Утешает только одно, что Россия в силу своего географического положения может стать самой подходящей страной для проведения этой новой технической революции.

Не менее страшно для нашего общества даже не остановка, а просто замедление процесса научных исследований, в том числе, а может, и в первую очередь, – фундаментальных. В качестве исторического примера вспомним средневековую «революцию цен» в Европе. В ходе ее испанское и португальское золото и серебро тогда не просто перетекли плавно из этих стран в промышленно более развитую Англию, но и на века заморозилось их экономическое развитие. В наше время в качестве революционизирующего фактора выступает научно-технический прогресс, поэтому восстановление финансирования научных исследований и конструкторских разработок в необходимых объектах следует рассматривать как задачу столь же неотложную, как своевременные выплата и индексация пенсий. Государство и здесь должно играть ведущую роль как в прямом финансировании, так и в привлечении и аккумуляции других источников средств.

В том же ряду стоит и вопрос финансирования образования и поддержки высокого искусства, для современного состояния которого нет иного названия, как позор нации.

Приведем пример. Месячная зарплата профессора столичного вуза в марте 1999 г. составляла примерно треть от денежного дохода среднестатистического москвича, или около 50 пресловутых у. е.[166] Казалось бы, хуже некуда. Ан, есть! Профессор Московской консерватории получает еще меньше. Мы не хотим обижать ни себя, ни наших коллег, но консерваторцы раньше всегда выделялись среди обычной профессуры. Как правило, ими становились люди с мировыми именами. Сейчас из талантливых музыкантов в стране остались единицы, да и те влачат нищенское существование. Равно как и художники, и артисты, и литераторы. Творческая молодежь изначально ориентирована на выезд за рубеж, за что упрекать ее просто не хватает духа. Зато периодически возникают быстро угасающие скандалы по поводу очередной неуплаты налогов деятелями нашей новой поющей эстрады. Эстрады, которая в абсолютном своем большинстве – наш другой бесконечный и неизбывный национальный позор, символ и стимул общественной деградации.