Эклипсис - [12]

Утром, когда Альва немного пришел в себя, Лэйтис силком влила в него отвратительную травяную настойку, приготовленную по старинному фамильному рецепту, от которой он мгновенно и бесповоротно протрезвел. Вместе с трезвостью к нему вернулись смутные воспоминания о недельном запое, едва не закончившемся для него самым неприятным и даже печальным образом. Легкая дрожь запоздалого страха пробежала по его телу, когда он понял, от чего спасла его Лэйтис. Обитатели притона вряд ли собирались ограничиться изнасилованием. Скорее всего, его потом ограбили бы, убили и сбросили тело в какую-нибудь канаву. Тогда вместо временного забвения, которое он искал в вине и наркотиках, он получил бы забвение вечное… Однако тоска Альвы была не так велика, чтобы заставить его искать смерти. Она просто не давала ему жить.

– Прежде чем ты вгонишь себя в гроб, поведай мне хотя бы о причинах, из-за которых ты хочешь это сделать. Что с тобой, душа моя, Алэ? Мне больно видеть тебя в таком состоянии. Я знаю, что ты давно попросил бы меня о помощи, если бы я могла помочь. Но хотя бы расскажи, что тебя мучает, излей душу!

– Я люблю тебя, Лэй, – хрипло сказал Альва, придвигаясь к ней и кладя голову ей на плечо. Одно ее присутствие наполняло его покоем, приглушало его боль.

Она ласково погладила его по волосам, поцеловала в растрепанную макушку.

– Я тоже тебя люблю, Алэ, рыжее чучело. Твое умение попадать в неприятности может сравниться только с твоей красотой. Неужели я так и не узнаю, отчего мой друг уже месяц или два топит печаль в вине?

Лэйтис была единственной, кому он мог доверить свою тайну. Но говорить о причинах его тоски было больно, вспоминать было больно, думать было больно…

– Лэй, мне жизнь не мила. Я просто не знаю, как тебе рассказать.

– Ты влюбился, Алэ, – она даже не спрашивала, она знала и так.

Он молча кивнул. Она всегда была проницательной, к тому же за годы их дружбы узнала его едва ли не как саму себя. Да и догадаться нетрудно, все симптомы несчастной любви налицо… Что она скажет, когда узнает, в кого его угораздило влюбиться?

– Великий боже, я не могу себе представить кого-то столь жестокосердного, что он не ответил тебе взаимностью. – Небесные глаза Лэйтис смотрели на него с состраданием и участием. – Это ведь не придворный и не столичный житель, потому что в Трианессе ни один человек не смог бы отвергнуть кавалера Ахайре.

Кавалер Ахайре вздохнул.

– Это не человек, – просто сказал он.

Теперь златокудрая воительница смотрела на него с испугом.

– Только не говори мне, что твой взгляд упал на кого-то из Древнего народа!

– Именно так и случилось, Лэй, и все, что мне теперь остается – это пойти и утопиться, потому что надежды никакой нет, и уже два месяца я не могу его забыть. И до конца жизни не забуду.

И Альва с облегчением рассказал ей все, что носил в себе столько времени: о своем путешествии к эссанти, о встрече с Итильдином и об их расставании. Как никто, Лэйтис умела выслушать, понять, посочувствовать, дать совет… хотя какие советы могут быть в его положении!

– Он, наверное, давно меня забыл, кто я для него, всего лишь грязный смертный, один из тех, кто мучил и убивал его собратьев… А я помню каждый его взгляд, каждый жест, каждое движение, его голос все еще звучит у меня в ушах… Ты бы видела его, Лэй, как Творец мог создать такую красоту!.. Если бы я был небесным светилом, я бы останавливал свой бег, чтобы взглянуть на него; если бы я был ураганом, я бы замирал у его ног; если бы я был океаном, я бы расступался перед ним, чтобы он прошел по мне, как посуху…

– Бедный мой Алэ… – голос Лэйтис дрогнул. Глаза ее были мокры от слез. А ведь сурового командира кавалерийского полка нелегко было заставить плакать.

Она обняла его, зарывшись лицом в рыжие волосы, и они долго молчали. Прижавшись к ее груди, Альва внимал биению ее сердца, впервые за много дней чувствуя себя… нет, конечно, не счастливым, но дивно спокойным и умиротворенным.

Лэйтис первой нарушила молчание.

– Я знаю, как это тяжело – неразделенное чувство, – сказала она. – Но ведь надежда всегда остается! Может быть, вам еще суждено встретиться.

Альва только вздохнул. По иронии судьбы именно он когда-то являлся предметом единственной в жизни Лэйтис безответной любви. Финал их совместной истории был счастливым, и он знал, что она думает сейчас об этом: что их все-таки свел слепой случай, именно в тот момент, когда она окончательно уверилась, что любовный союз между ними невозможен.

– Лэй, он же Древний. Если мы когда-нибудь встретимся, в чем я глубоко сомневаюсь, то это будет бой или плен. Мы сойдемся как враги. Может быть, он даже не станет меня убивать, но я бы с радостью пал от его руки, ведь он никогда не посмотрит на меня даже как на друга.

– О чем ты говоришь, Алэ? Ты самый красивый кавалер в Трианессе, одна твоя улыбка способна заронить любовь в сердце и мужчины, и женщины!

– Древние считают грехом однополую связь. Ты думаешь, я способен вызвать в нем хоть что-то, кроме отвращения? Да будь я даже прекраснейшей девушкой из смертных, он никогда бы на меня не взглянул. Говорят, что сердца Древних холодны, как ледники Хаэлгиры, что они называют любовью возвышенную склонность душ и разумов – и никогда не применяют это слово к похотливым смертным. Мы для них низшая раса, немногим лучше животных! – с горечью произнес Альва. Он чувствовал извращенное удовольствие, нарочно растравляя свои раны.