Экипаж «Синей чайки» - [2]

— Казните меня… Я один во всём виноват!.. Пропали деньги!..

С яростью бросились на него обманутые рыбаки. Гневно обрушили они свои тяжёлые кулаки на Бразильца, — ведь некоторые из них в надежде на будущее продали своё единственное судёнышко. Теперь им вовек не выбиться из нужды…

На подмогу рыбакам сбежались женщины. Только вмешательство старого Юста спасло Бразильца от жестокой расправы. Но с острова его прогнали. Избитый и опозоренный, ушёл он из посёлка куда глаза глядят. С тех пор никто из рыбаков никогда его больше не видел.

Жена его вскоре умерла, и Иво остался совсем один. Гнев людской со временем улёгся, но всё же, хотя мальчик и не был ни в чём виноват, рыбаки его недолюбливали. И, если бы не сердобольные женщины и не старый Юст, Иво погиб бы, как погибает в лесу беспомощный детёныш, у которого охотники убили мать.

Так он и рос, словно отверженный, в своей покосившейся лачуге у самого моря. Как умел, добывал себе пропитание: ловил у берега рыбу, пас чужих овец, собирал маслины и виноград. Зимой добрые люди давали ему кое-какую залатанную одежонку. А когда на дворе ревела буря и мороз пробирал до костей, старый Юст, одряхлевший и седой как лунь, уводил его из нетопленной лачуги к себе в дом.

Старый Юст не помнил обид. И, когда рыбаки поминали Бразильца недобрым словом, он говорил им:

— Задумал-то он хорошо! Да беда с человеком случилась… А дума была у него золотая!

Ребятишки в рыбацком посёлке жили дружно. Иво ходил вместе с ними в школу; она была в двух часах ходьбы, по ту сторону крутой горы. Возвращаясь из школы, ребята подкарауливали и убивали змей и скорпионов, взбирались на скалы, обшаривали кусты — словом, вели себя так же, как все дети в мире. Только в буран и непогоду оставались они дома. Но тогда даже взрослые боялись высунуть нос на улицу.

Рос Иво, словно дикое деревце. От матери, так рано его покинувшей, он унаследовал смуглое лицо с широкой белозубой улыбкой и голубые с живыми искорками глаза; его длинные чёрные кудри не знали гребня.

Часто стоял он на отмели с удочкой в руке, сосредоточенно глядя в воду, и, когда замечал рыбу, подплывающую к берегу, чтобы подкормиться в водорослях, молниеносно забрасывал удочку. Всю эту часть побережья он знал как свои пять пальцев. Он знал подводные пещеры, где водилось множество съедобных ракушек, и отмели, у которых всегда неподвижно стояли стаи рыб. Ему были известны места, где водились креветки и крабы; он изучил повадки чаек, которые гнездились в расщелинах прибрежных скал.

Иногда, весной, им овладевало какое-то странное беспокойство. В такие дни он сторонился людей; в одиночестве бродил по прибрежным пещерам или сидел под цветущим миндалём у могилы матери, разглядывая соседние острова и размышляя о Колумбе, о пиратах, о слышанных сказках…

Его манили морские просторы, широкий мир, синие дали. Ему казалось, что там, за той чертой, где сливаются небо и море, совсем иная жизнь, полная великих событий и увлекательных приключений. Посёлок внизу у залива казался ему тесным гнездом, — разве расправишь здесь крылья? Другие ребята с отцами и братьями ходили на старых лодках в море, у всех были родные, только у него никого не было. Как-то он излил свою тоску Юсту, но старик, любивший и жалевший мальчика, сказал ему:

— Не забивай себе голову всякими пустяками! Придёт время, станешь рыбаком, как все на этом острове: и мы, и наши деды, и все, кто придёт в мир после нас. И на острове можно прожить долгую жизнь, если море раньше времени не проглотит. Твоя правда, тяжко нам приходится, а всё же можно кое-как протянуть. Вот мне семьдесят лет — чего только я не повидал на своём веку!

Смутно было на душе у Иво, но он внимательно слушал Юста и старался верить ему: ведь старик один во всей деревне не презирал его отца.

Дома сохранилось несколько отцовских книг — описание путешествий и географические карты. Иногда Иво садился с книгой возле своей лачуги и подолгу разглядывал картинки: природу, жителей неведомых стран. А море лежало внизу такое манящее и такое спокойное, что хотелось ступить на него и идти, идти… И он пускался в воображаемое путешествие с отцом, о котором ему рассказывал старый Юст. Иво мысленно искал отца во всех уголках света. Жив он или уже умер?

Темнело, на небе одна за другой зажигались звёзды. Казалось, они поднимались из морской пучины и держали путь в небесную высь. Волны мягко плескались о берег. Иво в темноте нащупывал кровать, ложился и засыпал с мыслями об отце. Ветер играл поломанной ставней, раскачивая её и ударяя ею о стену.

ГЛАВА ВТОРАЯ повествует о возвращении изгнанника на остров

В эту ночь ветер яростно набрасывался на парус судёнышка, которое неслышно скользило по волнам в мигающем свете маяка. Тишину ночи нарушали только плеск волн, бившихся о корму, да мерное похлопывание паруса о мачту.

На корме у руля одиноко сидел человек, вглядываясь в даль. Но вот впереди чёрным пятном возник остров. Человек заклинил румпель[1] и тяжёлыми шагами прошёл на нос, пытаясь разглядеть тёмные очертания надвигающегося берега. Усталость, сквозившая в каждом его движении, казалось, передаётся и судну — оно едва двигалось по подёрнутой зыбью водной равнине.