«Напрасно я затеял разговор, — подумал Опрятин. — Он слишком возбужден…»
— Успокойтесь, — сказал он, — я не собираюсь вмешиваться в наши дела. Надеюсь, вы и сами поймете, что гипотеза ваша беспочвенна. От ионофореза до взаимной проницаемости тел бесконечно далеко. До свиданья.
Опрятин с достоинством повернулся, но не успел сделать и двух шагов.
— Послушайте! — окликнул его Бенедиктов. — Хотите, покажу вам проницаемость?
— Толя, перестань! — сказала блондинка. — Прошу тебя…
Бенедиктов отмахнулся.
— Смотрите! — Он сунул руку за пазуху и вдруг выхватил нож.
Опрятин невольно сделал шаг назад.
— Эй, гражданин! — Атлет в полосатой рубахе быстро подошел к Бенедиктову. — Вы чего безобразничаете? Что за шутки с ножиком?
Бенедиктов не обратил на него внимания.
— Вот вам проницаемость! — С этими словами он задрал на левой руке рукав и полоснул ее ножом.
Кто-то из пассажиров ахнул. Вокруг стала собираться толпа.
— Видали? — Бенедиктов еще раз всадил нож в руку. Узкое лезвие с дымчатым узором легко прошло насквозь, не оставив на руке ни царапины.
Толпа оторопела.
Бенедиктов засмеялся и хотел было спрятать нож, но тут к нему снова подступил атлет.
— А ну, давай сюда! — сказал он. — Я тебе покажу, как людей пугать.
Он схватился за лезвие ножа и почувствовал, что зажал в кулаке пустоту…
— Прочь! — крикнул Бенедиктов.
Но атлет вывернул ему руку, и нож упал на палубу в Опасной близости к борту. Сразу несколько человек бросились к нему…
В следующий миг из самой гущи свалки вынырнул красный сарафан и, мелькнув под поручнями бортового ограждения, полетел с шестиметровой высоты в воду.
— Человек за бортом! — закричал кто-то. Плюхнулись в воду спасательные круги. Заскрипели тали шлюпбалок. Теплоход начал описывать циркуляцию, возвращаясь к месту падения человека. Но этот маневр был уже не нужен. Белая яхта, которая оказалась в сотне метров от теплохода, сделала бешеный поворот фордевинд, накренилась и, чертя по воде концом грота-гика, понеслась к мелькавшей в волнах голове.
Все увидели, как высокий загорелый парень кинулся с яхты в воду, и через несколько минут сарафан уже пламенел на борту маленького суденышка.
«Узбекистан» подошел к яхте с подветра.
— Помощь нужна? — крикнул с мостика вахтенный помощник.
— Не надо! — донесся снизу женский голос. — Меня довезут.
Пассажиры взволнованно обсуждали происшествие, нацеливались на яхту фотоаппаратами. Бенедиктов, белый как молоко, стоял в сторонке, вцепившись в поручни, и смотрел за борт.
Опрятин оглядел палубу и убедился, что ножа нет. Подняв голову, он встретил пристальный взгляд атлета.
— Интересный ножик, — сказал атлет. — Жаль, рыбам достался.
Опрятин отвернулся и посмотрел на яхту.
Там все было в порядке. Загорелый яхтсмен сидел на руле. Другой парень, с красной косынкой на голове, возился у мачты. Он быстро перебрал руками, и на мачту взлетел красный сарафан, поднятый на спинакерфале, — очевидно, для просушки.
Обладательница сарафана скрывалась в каюте.
Яхта отставала. Оттуда доносилась песня. Слова амбулаторных плакатов чередовались в ней с популярными рекламными текстами, и все это пелось на разудалый мотив:
Когда на стройке кончается смена,
Эх, я под душ становлюсь непременно
Моюсь водой, закаляюсь водой —
Бодрый всегда и всегда молодой!
Пейте пиво заводов «Главпива»,
Курите сигары «Главтабака»…
Глава вторая, в которой читателю предлагается совершить прогулку на яхте вместе с главными героями нашего повествования
Затем он сходил на набережную Железного лома, чтобы подобрать новый клинок к своей шпаге.
А. Дюма, «Три мушкетера»
Теперь нам придется перенестись во времени на несколько часов назад, а в пространстве — с палубы «Узбекистана» на толкучий рынок большого приморского города.
По случаю воскресенья рынок был так густо наполнен людьми, что его можно было смело уподобить плотному веществу, элементы которого находятся в непрерывном движении. Продавцы и покупатели, обладая противоположными по знаку зарядами спроса и предложения, тяготелн друг к другу, преодолевая противодействующие силы расхождений в ценах.
Сдержанные возгласы продавцов, лихие выкрики мороженщиц, разноязыкий говор, яркие краски модных товаров, сложная смесь запахов пота, одеколона и мясо-комбинатских пирожков обрушивались лавиной на органы чувств.
К толкучке быстрым шагом приближались двое долговязых молодых людей. Один из н их, белобрысый светлоглазый парень в тенниске огненных тонов и брюках цвета «беж», взглянул на часы и сказал:
— Четверть девятого. Валька, наверное, уже ждет на яхт-клубе.
— Подождет. В крайнем случае получишь вздрючку, — отозвался второй парень.
У него было крутолобое, скуластое лицо и шапка темных волос; серые глаза смотрели спокойно и чуточку насмешливо; из-под засученных рукавов белой рубашки торчали длинные и крепкие волосатые руки.
Молодые люди с ходу врезались в толпу у ворот и попытались, подобно жестким гамма-квантам, проскочить сквозь нее прямолинейно, но на первых же метрах их скорость заметно снизилась.
Они остановились возле киоска с газированной водой. За киоском высились ворота с черно-золотой табличкой:
