Экипаж. Лев. Лиссабонские любовники - [15]

Удар кулака, от которого зазвенели стаканы, перекрыл голос Дешана. Капитан Тели стоял, охваченный таким гневом, что все потупили глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом.

— Довольно! — воскликнул он. — Я не потерплю этих пьяных сцен. Дешан немедленно под арест, в свою комнату, до утра. А вы, Мори, вы…

Он дождался, чтобы покалеченный вышел из комнаты, и добавил:

— Ничего, вы были правы.

Клод поднялся.

— Господин капитан, — сказал он, — позвольте мне удалиться. Я устал с дороги.

Тели не стал его удерживать. В душе он сердился на него за то, что ему пришлось наказать своего лучшего пилота.

После ужина Тели, Новий, «доктор» и Шаренсоль засели за свой ежедневный бридж; Марбо занялся пасьянсом; Бессье, которому на следующий день предстояло сложное регулирование, изучал фотографии.

Эрбийон обычно стоял за спиной капитана, обучавшего его тонкостям игры. Однако в тот вечер его внимание было рассеянным, мысли вертелись вокруг Мори.

Слишком мало времени прошло с тех пор, как он прибыл в эскадрилью, чтобы без волнения думать о пустой комнате, куда новому товарищу, изгнанному необъяснимой враждебностью, пришлось уйти, чтобы скрыть там свою душевную боль. Он испытывал потребность прийти к нему на помощь. А не заденет ли это человека, который был старше него по возрасту и по званию? Тут его пронзило воспоминание, очень приятное и очень горькое, заставившее его решиться: воспоминание о том, как Бертье вошел в его комнату.

Он застал Клода сгорбленно сидящим на постели, его руки вяло свисали вниз. Он, должно быть, как сел, так и сидел без движения. Когда офицер-стажер вошел, он даже не пошевелился. Молодому человеку пришлось задеть чемодан, чтобы заставить его поднять голову.

Свет голой электрической лампочки, четко отражавшийся от стен и делавший их еще темнее, резал глаза. Этот свет беспощадно выставлял напоказ всего Мори, не оставив в милосердной тени ни дюйма его плоти. Его лицо обмякло от усталости.

Мори это осознал; он с видимым усилием изобразил вежливый интерес.

Эрбийон неуверенно заговорил.

— Простите, что потревожил вас, — сказал он. — Но я знаю, как неуютно чувствуешь себя сразу после приезда.

Он не знал, что вложил в эту фразу глубокую симпатию, и удивился произведенному эффекту. Мори выпрямился и, сжав руки молодого человека, воскликнул:

— Насколько легче мне стало от ваших слов, мой мальчик, насколько легче!

Офицер-стажер не нашелся, что ответить. Казалось, у этого человека в душе саднила тайная рана и любое неосторожное слово могло ее разбередить.

Клод стал ходить по комнате, его движения были резкими, как у разладившегося механизма, они выдавали молодому человеку все недостатки тела. Было очевидно, что он хочет взять себя в руки, завязать спокойную беседу, но это ему не удавалось. Наконец, повернувшись спиной, он спросил, так и не сумев совладать с дрожанием в голосе:

— Что я им всем сделал?

— Да ничего. Просто недоразумение.

— Да нет же! — воскликнул Мори. — Дешан меня ненавидит, всех остальных, и капитана в том числе, я стесняю…

— Не говорите ничего плохого о капитане, — живо возразил Эрбийон. — Уже завтра вы его полюбите, я в этом уверен.

Мори со страдальческой улыбкой склонил голову:

— Да я уже его люблю. Он исполнен кристального благородства, которое не может обмануть. Только, почему…

— Он так сухо вам ответил? — перебил его Жан. — Вы напрасно заговорили с ним о возрасте.

— А между тем я не мог сделать ему лучшего комплимента, — сказал Мори.

Он опять сжал руки офицера-стажера.

— Послушайте, я вам клянусь, что для меня нет ничего более восхитительного, чем молодость.

Затем, изменившись в лице, которое приобрело отсутствующее выражение, обычно выдающее навязчивую идею, и, словно охваченный страшным подозрением, добавил:

— И ничего более ужасного.

Его взгляд, в котором отразилось смешанное чувство радости и бессознательного опасения, упал на гармонично развитые плечи Эрбийона, на его еще нежное лицо.

— Вас здесь полюбили сразу же? — спросил он.

Он почувствовал смущение молодого человека, провел своими длинными пальцами по лбу.

— Я сегодня глупо чувствителен, — глухо сказал он. — Не осуждайте меня за это. Бывают дни, когда действительно чувствуешь себя на пределе.

Он опять заметался по комнате, в несколько шагов покрывая ее узкое пространство, снова подыскивая фразу, способную повернуть их беседу в более нормальное русло. Офицер-стажер как зачарованный, будучи не в состоянии отвести взгляд, наблюдал за этим механическим движением.

Наконец, когда это молчание, которое, казалось, ничто не сможет нарушить, стало для Эрбийона невыносимым, он предложил:

— Как насчет того, чтобы чего-нибудь выпить?

Сначала, ничего не понимая, Мори остановился. Потом вдруг:

— Ну конечно же! — воскликнул он. — Мне следовало сразу же предложить вам. Извините. Что вы предпочитаете?

Он засуетился, пытаясь догадаться до того момента; как Жан заговорит. Так и не дав ему возможности ответить, он воскликнул:

— Постойте-ка! Может быть, вы любите виски? У меня есть бутылка; говорят, превосходного.

Поскольку молодой человек подтвердил это предположение, он бросился к одному из своих чемоданов и поспешно открыл его. Эрбийон увидел, что тот заполнен книгами.