Екатеринбург - Владивосток (1917-1922) - [29]

Наложив на аннулированные процентные бумаги особый штемпель. Государственный банк зачислял их как кредитные рубли и пускал в обращение по номиналу, так же поступая и с купонами дальних сроков.

Одновременно вышло разрешение оставлять бумаги нетронутыми у рабочих до суммы в пять тысяч рублей.

Неужели подписывающий этот декрет комиссар не понимал, что у рабочих, так плохо оплачиваемых, не может находиться процентных бумаг вообще, а на сумму в пять тысяч тем более?

Несмотря на это, у банков стояли длинные хвосты рабочих, бывших, за редким исключением, людьми, получившими бумаги от «буржуев» за особый процент, дабы спасти их от аннуляции.

ПОСЛЕДСТВИЯ НАЦИОНАЛИЗАЦИИ

Кстати, о банковских комиссарах. Первым моим комиссаром, после того как был выгнан мальчишка Мишка, был назначен очень красивый юноша — офицер Бойцов. Явившись ко мне, он отрекомендовался как социалист-революционер и заявил, что он, хотя и пошёл в комиссары, совершенно не согласен с большевиками и их политикой. Как скоро обнаружилось, он оказался не эсером, а большим негодяем. Он всё старался доказать мне, что при такой неурядице пропажа и просчёт каких-нибудь двухсот или трёхсот тысяч — сущая безделица, на которую большевики даже не обратят внимания. Я возразил ему, что моё дело — сдать всё в целости с точностью до копейки, чем он остался очень недоволен.

Исполняя общее решение Банковского комитета о выдаче двухмесячного жалованья служащим, я распорядился списать и отложить соответствующую сумму. Бойцов подписать ордера не согласился.

— Ну, как хотите, а я включил сюда и ваш двухмесячный оклад в полторы тысячи рублей.

— А разве это можно?

— Конечно, можно, раз я беру перед правлением ответственность за выдачу.

— В таком случае я охотно подпишу этот ордер.

Он брал взятки с клиентов, входя в кладовую с сейфами, за то, что не наблюдал за владельцами сейфов. Обходя клиентов, он сам предлагал за три тысячи рублей выдать им всё, что они пожелают. Этого господина от меня скоро убрали, назначив другого, чью фамилию не хочу называть. Он откровенно сознался, что он корниловец и пошёл в комиссары из нужды. Никаких взяток он не брал, сидел спокойно у меня в кабинете и, доверяя мне, подписывал все ордера. Его тоже скоро перевели в другой банк и на его место назначили Энгельгардта из остзейских немцев. Не будучи большевиком, он пошёл в комиссары тоже по нужде, но, как немец, был удивительно аккуратен и добросовестен.

Так или иначе, но нам удалось оттянуть национализацию почти на три месяца, и фактическое закрытие банков состоялось только в конце марта.

К этому времени мы передали все ценности Государственному банку согласно балансам, а книги — согласно особым описям. Все шесть банков были механически соединены в два Народных банка. Из них один, образованный из слияния Сибирского, Волжско-Камского и Азовского, был помещён в доме Сибирского банка, а другой, включив в себя Русско-Азиатский, Русский для внешней торговли и Петроградский Международный банки, был помещён в доме Русско-Азиатского банка.

Почти все банковские служащие поступили на службу во вновь образованные банки. Нам удалось настоять, чтобы книги всех отделений велись по-прежнему отдельно, дабы в случае денационализации можно было бы отделить их друг от друга.

Управляющие отделениями отказались принимать участие в делах Народных банков и вышли в отставку.

Здесь интересно упомянуть ещё одно заседание в кабинете комиссара финансов Сыромолотова. Он, конечно, отсутствовал, и председательствовал А. Б. Струве, командированный ещё Временным правительством на Урал, где застрял во время перехода власти к большевикам. Очутившись в безвыходном материальном положении, Струве согласился на предложение Сыромолотова занять место его помощника, чем облегчил мне ведение переговоров с комиссаром.

Объявив заседание тайным и закрыв двери на ключ, Струве заявил, что действует в согласии с инструкциями Сыромолотова, который приказал не выпускать нас из этого помещения до тех пор, пока мы не выработаем план кредитования уральских заводов.

Наше положение действительно можно было назвать «безвыходным».

Что было делать? Я предложил совещанию план, которого придерживался и в банке: кредитование заводов проводить в согласии с ведомостями о выработке как сырых, так и конечных продуктов, оцениваемых возможно ближе к заготовительной стоимости. При сдаче же готовых продуктов долг заводов погашался бы векселями тех учреждений, коим они передавались. При этом расплата с рабочими могла бы производиться только за сдельную работу.

Все присутствующие план одобрили, и мне было поручено представить его на другой день в письменной форме, после чего нас выпустили на свободу.

Вскоре я был вызван Сыромолотовым в помещение Комиссариата финансов в Горном управлении. Долго я сидел без дела в ожидании приёма, и в эти скучные часы в зал ворвалась большая толпа рабочих Тагильского округа. Их было человек сто. Все они громко кричали и ругали большевиков отборными словами.

— Коли вы власть, — кричали они, — так дайте нам дешёвого хлеба. Арестовали Царя, при котором нам жилось много лучше, и хлеб был дёшев, и всё можно было на рынке купить, а теперь ничего нет, хоть с голоду умирай. Коли управлять не умеете, отдайте нам Царя.