Екатерина Великая. Завершение Золотого века - [39]

Намек, на то, что Главнокомандующий в его глазах ничего не значит, Потемкин прекрасно понял. Суворов, опомнившись, прикусил язык, да уж поздно было.

Потемкин, изменившись в лице, круто повернулся и, направившись к дверям дворца, вошел в залу. Войдя следом, Суворов подал ему строевой рапорт. Оба походили по залу, не глядя друг на друга и, не сказав более и слова, едва раскланявшись: князь Потемкин с лицом-маской, граф Суворов с выражением некоей насмешливости, разошлись. Сие, вестимо, означало разрыв с всесильным вельможей, с коим несколько минут назад они расцеловались, а, следовательно, разрыв и с императрицей.

Генерал-аншеф Александр Суворов, бессомненья, мечтавший о независимости от Светлейшего князя Потемкина, понял, какую шутку он выкинул, на сей раз, сам себе: разорвав теплые отношения с князем Таврическим, он автоматически терял покровительство самой императрицы, понеже она не любила, когда оскорбляли ее фаворита. Результат своей выходки Суворов прочувствовал довольно скоро: за Измаил он ждал от императрицы фельдмаршальского жезла или, по меньшей мере, звания генерал-адъютанта, но получил лишь звание подполковника Преображенского полка. И, хотя полковником оного полка, была сама императрица, для себя новое звание Суворов посчитал постыдным, ибо среди десятка других подполковников было немало персон, не имеющих никаких других заслуг, опричь долгой службы или особливого расположения императрицы. Он понял, как все еще необыкновенно силен князь Потемкин, хотя знал, что у Екатерины появился другой фаворит, соперник князю, молодой и красивый Платон Зубов. Приверженцы Зубова уже долгое время неназойливо обхаживали Суворова, нашептывали, что Потемкин потерял свое влияние на государыню, и другие люди теперь в фаворе, кои смогут по заслугам вознаградить завоевания генерал-аншефа. Опричь того, родной брат Зубова, Николай, подступал к генералу с предложением жениться на его дочери. Отнюдь не неискушенный интригами, Суворов поддался их влиянию, поелику и выпалил князю необдуманные слова.

* * *

Отпраздновали день рождения Великого князя Александра Павловича, коий был бальзамом на сердце императрицы, понеже она видела, как ее любимый внук счастлив среди общего веселья в честь него. Прошли и пышные новогодние праздники, кои по многим причинам не совсем радовали императрицу, но весьма развлекали ее любимца Платона и всех ее внуков, кои и заряжали ее хорошим настроением. Александр и Константин вырастали в рослых и приятных собой вьюношей. Особливо ее воодушевлял, конечно, стройный и красивый старший внук, наведывающий свою бабушку в любое время дня. Сегодни, он явился после урока с Лагарпом. Екатерина любовно оглядела его. Пригладила ему русые с легкой рыжиной волосы, поцеловала в затылок:

— Хорош ты у меня, Александр Павлович, будущий Русский император! В свои тринадцать лет, ты хоть куда: хоть на трон, хоть в армию генералом!

Внук, целуя ее руки, смеялся и ответствовал:

— Слышу слова любящей мамушки, а на самом деле, не дорос еще я ни до чего. — Он покосил веселые глаза на государыню. — Да и не перейду же я дорогу Великому князю, отцу своему.

Екатерина приложила палец к губам своим:

— Сие — как Бог укажет! Никто ничего на сем свете не знает, что будет завтра. А ты учись всему, чему токмо возможно. Вспомни своего Великого прадеда.

— Петра Великого?

— Его самого. Видишь, какой памятник ему установила твоя бабушка?

— А я тебе еще лучше установлю, — сказал внук, с искренним пылом, глядя ей в глаза.

Императрица мягко улыбнулась, обняла его. Ведала она весьма хорошо, что внук ее любимый, искренен токмо с ней и более ни с кем, понеже крепко и нежно любил ее.

— Не так моя слава меня волнует, как твоя, милый мой Саша. Ты — мое наследство для России. Коли будешь следовать праведными путями, станешь таковым. Поелику и ставлю тебе в пример Петра Великого.

— А дед, Петр Третий, твой муж?

Екатерина взглянула на него своим светлым проницательным взглядом, тем самым, который цесаревич любил больше всего: он говорил о том, что разговор будет сугубо конфиденциальным, токмо между ними двоими.

— Твой дед был очень противоречивым человеком, Саша. Как тебе сказать? Отнюдь не злым, но часто и не добрым, не дурак, но часто глуп, то ли верил в Бога, то ли нет, то ли имел вкус, то ли не имел… Не стремился учиться, вникать в государственные дела. Хотел легко и просто прожить свою жизнь. Но разве, сынок, таковое возможно?

Александр, повернув к ней лицо, внимательно слушал. Он любил, когда бабушка называла его сыном.

— Твоя бабушка, — продолжала Екатерина, — с юности стремилась во всем приближаться всегда, как можливо больше к правде, а дед твой, с каждым днем от нее удалялся до тех пор, пока не стал отъявленным лжецом.

Екатерина погладила внука по руке, пожала ее и сказала:

— Так как способ, благодаря которому он им сделался, довольно странный, то я сейчас его приведу. Может статься, он разъяснит тебе таковое направление человеческого ума. Сей пример может послужить к предупреждению, или к исправлению подобного порока, хотя, Сашенька, у тебя его вовсе нет.

Екатерина взглянула на внука, он внимал и кротко улыбался.