Фальконе прибыл в Санкт-Петербург в 1766 году, Екатерина была рада его приезду. Ей было приятно, что Фальконе запросил меньше, чем она предлагала, и намного меньше остальных кандидатов. Хотя в Париже Фальконе заработал себе репутацию раздражительного и самовлюбленного человека, после приезда в Россию, приступив к работе над первыми, еще глиняными вариантами статуями, он постоянно нуждался в одобрении своей патронессы. Екатерина не только демонстрировала ему энтузиазм по поводу его работы, но и выказывала свое уважение. В 1767 году, когда Фальконе представил первый вариант статуи Петра, она заявила, что не обладает достаточными знаниями и извинилась за то, что высказывает свое мнение по данному вопросу. Екатерина порекомендовала скульптору полагаться на свои собственные суждения и на возможное мнение потомков. Фальконе возразил: «Для меня нет иного мнения, кроме Вашего Величества. А дальнейшее пусть идет своим чередом».
«Нельзя так, – ответила Екатерина. – Как вы можете полностью подчиняться моему мнению? Я даже не умею рисовать. Любой школьник знает о скульптуре больше, чем я».
Польщенный тем, как высоко ценит его суждение императрица, Фальконе стал давать советы относительно картин, которые покупал и присылал Дидро. Его комментарии были полны подобострастия. «Какая очаровательная картина, – писал он о произведении малоизвестного художника. – Какое великолепное владение кистью! Какие красивые тона! Какая прелестная головка Афродиты! Какая восхитительная насыщенность красок!» О другой картине он отозвался: «Мы должны преклонить перед ней колени. Любой, кто осмелится думать иначе, не обладает ни верой, ни моралью. Я кое-что знаю в искусстве, это в буквальном смысле слова моя профессия». Екатерина ответила на его замечание: «Думаю, вы правы. Я хорошо знаю, почему не могу разделить ваши взгляды. Все дело в том, что я не обладаю достаточными знаниями, чтобы увидеть то, что можете видеть вы». Часто после первого изучения новоприобретенных картин Екатерина показывала их Фальконе. «Мои картины красивы, – писала она о новой поставке. – Когда вы придете и посмотрите на них?»
Екатерина, возможно, не слишком хорошо разбиралась в искусстве, но прекрасно представляла, какую статую Петра ей хотелось бы увидеть. Фальконе никогда не рассчитывал, что будет работать с масштабами, которых требовала от него императрица, но ее высокие ожидания заставили его прилагать особые усилия и поднять свое мастерство на новый уровень. Пытаясь помочь ему получше разобраться с внешним видом и движениями вздыбленного коня, императрица предоставила ему двух любимых коней, а также наездников, которые поднимали их на дыбы столько раз, сколько это было необходимо скульптору. Между тем ученица Фальконе, восемнадцатилетняя Мари Анн Колло, прибывшая с ним из Парижа, работала над головой и лицом Петра, используя посмертную маску Петра и имевшиеся на тот момент портреты. Она оставалась со скульптором все время его пребывания в России, а позже вышла замуж за его сына, который приехал навестить отца.
К лету 1769 года работа Фальконе над статуей значительно продвинулась, и это позволило представить на суд публике модель. Не все отзывы оказались положительными. Одним из спорных моментов было присутствие змеи, которую скульптор поместил под копытами вставшего на дыбы коня. Многие высказывали Фальконе свое мнение, что эту недостойную тварь нужно убрать. Однако они не знали, что присутствие змеи было необходимым элементом скульптуры. Без трех точек опоры, которые образовывали задние ноги и хвост, опиравшийся на спину змеи, лошадь не устояла бы. «Они, в отличие от меня, не делали расчетов, которые производил я, – отвечал на критику скульптор. – Они не знают, что, если последовать их совету, работе придет конец». Екатерина не хотела вмешиваться в спор и ответила Фальконе: «Это старая песня «если да кабы». Вот мой ответ по поводу змеи. Ваши доводы хороши».
К весне 1770 году модель была завершена, но жалобы продолжались. Фальконе говорили, что он нарядил русского героя римским императором, это провоцировало православную церковь, которая возмущалась, что француз придал Петру сходство с языческим монархом. Екатерина успокоила эту критику, объявив, что на Петре – идеализированная версия национального русского костюма. Позже Екатерина снова писала, чтобы приободрить чрезмерно чувствительного художника: «Я слышу только хвалебные отзывы о статуе. Лишь один человек высказал пожелание, чтобы на одежде было больше складок, дабы глупые люди не принимали ее за женскую рубаху, но нельзя угодить всем». Наконец, когда полная глиняная версия была представлена публике, Екатерина продолжала подбадривать нервного Фальконе, который теперь волновался, что на его работу, казалось, не было никакой реакции: люди не говорят о нем, жаловался он. И снова Екатерина пыталась его успокоить: «Я знаю об этом… в основном все довольны, – говорила она ему. – Если люди ничего вам не говорят, то лишь из деликатности. Некоторые считают себя недостаточно знающими; другие, возможно, боятся огорчить вас, высказав свое мнение; кто-то просто ничего не понимает. Не воспринимайте все превратно».
