Екатерина Великая - [14]

Глава 4

Тянулись одна за другой недели, полные страданий, и небольшой поезд из карет упрямо полз на север, вдоль балтийского побережья, все глубже и глубже в пасть свирепым ветрам. Когда проезжали по деревням, из домов выходили крестьяне и, глядя на путешественников, крестились и шептали молитвы. По вечерам путники располагались на ночлег где приходилось и засыпали под вой волков. На балтийском побережье, окутанном туманами, деревни попадались довольно редко, и заснеженный ландшафт начал утомлять своим однообразием. Ночью в небе от пролетавшей кометы иногда появлялось свечение особого рода. Оно произвело впечатление на Софию. «Я никогда не видела ничего более грандиозного, — писала она в мемуарах. — Казалось, что комета летит над самой землей».

Кометы являлись предвестницами несчастий, указала своим спутницам фрейлейн Кайн. Родственникам Софии, оставшимся в Германии, и впрямь показалось, что беды не миновать, когда Христиан Август сообщил им, что его дочь находится на пути в Россию. Он написал Иоганне о том возмущении, которое охватило ее сестер, тетей и кузин, когда эта весть дошла до них. Они хотели, чтобы София вышла замуж за Карла Ульриха, когда он был герцогом Голштинии, но не теперь, когда стал Петром, великим князем Московским. Ведь ей придется жить при дворе, печально известном шаткостью власти и варварскими нравами. Она будет целиком зависеть от милости императрицы; ее могут казнить или сгноить заживо в темнице. Сама душа ее окажется в опасности среди язычников-русских, которые, наверняка, начнут преследовать ее за лютеранскую веру.

Суждения родственников не удивили Иоганну. Она ожидала такого мощного противодействия. Но провидению было угодно, чтобы София поехала в Россию, а против провидения нельзя восставать, как бы этого ни хотели тетушка Мария-Елизавета и сестра Ядвига в Кведлинбурге. «Мы можем быть уверены, что Всевидящий приводит в исполнение свои замыслы, которые скрыты от нас», — набожно писала она, молясь о том, чтобы Господь помог всегда доставать им свежих коней и съедобную пищу и не дал им заблудиться в пургу.

Они приближались к русской границе. Кругом на многие мили простиралась серебристо-серая болотистая низменность, слабо поблескивая при скудном полуденном свете. Вдруг откуда-то из пустоты возникла фигура всадника, который скакал им навстречу. Это был русский гонец. Он тут же помчался назад, чтобы известить начальство о скором прибытии гостей. Потом появился еще один всадник, полковник Воейков, который вместе с ними пересек границу и сопровождал их до Риги.

Казалось, что все население города высыпало на улицы, чтобы приветствовать замерзших гостей из Ангальт-Цербста. Выстроился почетный караул. Громыхнула пушка, зазвонили колокола, и один из посланников императрицы, Семен Нарышкин, произнес приветственную речь. Присутствовали при встрече вице-губернатор Долгоруков, а также генералы и высшие гражданские чиновники.

Весь этот пышный прием вскружил Иоганне голову. Теперь она могла отбросить вымышленное имя и назваться своим собственным знатным титулом. Между тем к ней уже выстроилась очередь из аристократов, чтобы засвидетельствовать Почтение и поцеловать руку. Водопад почестей не утихал два дня. Гвардейцы при выходе Иоганны принимали «на караул», а трубачи сообщали о передвижениях гостей. Иоганна и София получили теплые собольи шубы, расшитые золотом, и полость. Им также вручили приветственные послания от императрицы и графа Брюммера.

София не возражала против того, чтобы ее мать заняла центральное место во всех этих празднествах, хотя она прекрасно понимала, что торжественная встреча устраивается именно ей, как будущей великой княгине, а не матери. Ее ум уже деятельно работал, наблюдая за поведением и привычками русских. Одного из генералов она попросила рассказать об императорском дворе, о тех, кто играл там ключевые роли. Ее политическое чутье уже пробудилось. Она понимала, что быстро и успешно освоится, если побольше узнает о русской жизни.

В ее мыслях, конечно, немалое место отводилось Петру. Она, должно быть, размышляла, изменился ли он со времени их последней встречи в Эйтине и вскружило ли ему голову его теперешнее высокое положение.

На полях и болотах уже лежал глубокий снег, и путешественники сменили свои кареты на просторные и теплые сани, взятые из каретного двора самой императрицы. Эти сани были похожи скорее на маленькие дома на полозьях, такие тяжелые, что по сугробам их тащили упряжки из дюжины лошадей. Внутри там стояла печка и были постели с матрацами и меховыми пологами. Даже стены были покрыты мехами. Ночью София, Иоганна и фрейлейн Кайн почивали на шелковых подушках. Для их охраны на этом последнем отрезке пути был выделен кавалерийский эскадрон и отряд пехотинцев. Кроме того, их сопровождал санный поезд с русской знатью и чиновниками.

Еще четыре дня пути — и они въехали в Санкт-Петербург, город, строительство которого было начато около полувека назад отцом императрицы Елизаветы, Петром Великим. Здесь, как и в Риге, о прибытии важных гостей из Германии возвестили пушки, перезвон колоколов. У парадной лестницы Зимнего дворца собралась огромная толпа встречающих. Императрица и многие из придворных были в это время в Москве, за четыреста миль отсюда.