Екатерина Медичи - [58]

Затянувшееся пребывание Монморанси в плену сильно тревожило Генриха. Диана также сожалела о потере равновесия, которое обеспечивал коннетабль в противовес дому Гизов. Венецианский посол писал: «Причина теперешней вражды и разрыва отношений между нею и кардиналом Лотарингским в том, что она сохранила весьма тесную связь с коннетаблем: их можно считать единым целым». Однако, и находясь в плену в Генте, коннетабль мог быть полезен: по сути, он обеспечивал неофициальные переговоры о мире. В конце концов, кто же лучше него знал намерения своего повелителя и влиял на них? Филипп испытывал недостаток в деньгах и знал, что Генрих нуждается в мире так же отчаянно, как и он сам, поэтому приветствовал помощь Монморанси. Коннетабля очень беспокоили мысли о том, что происходит при французском дворе без его участия, хотя Генрих и высылал ему подробнейшие письма обо всем, полные заверений в искренней любви. Диана присоединялась к Генриху и добавляла собственные слова утешения. Сент-Андре был тоже в плену, как и племянник коннетабля, Колиньи.

Король начал охладевать к Гизам, которые, осознав свою неподконтрольность, принялись усердно удовлетворять семейные интересы. Генрих обвинил герцога в том, что тот уговорил его ввязаться в последнюю авантюру с Италией, и открыто объявил, что устал от безграничной алчности семейства. Генрих и сам не ожидал, что сумеет так разгневаться на Гизов, хотя тут и было от чего прийти в раздражение. Екатерина же, со своей стороны, оставалась стойкой приверженкой как Гизов, так и итальянской кампании. Она беспокоилась, что отказ от итальянских притязаний ляжет пятном на репутацию Франции, и впервые за все годы брака, целых три месяца держалась в стороне от мужа. Она присоединилась к нему лишь в октябре 1558 года, непосредственно перед возвращением коннетабля, которого Филипп отпустил на время под честное слово.

Воссоединение Генриха и его старого наставника 10 октября 1558 года было трогательным и патетическим. Генрих буквально каблуки сбил, бегая к окнам и высматривая коннетабля. Наконец он решил выехать ему навстречу. И вот появился Монморанси — один, верхом на лошади. Двое мужчин обнялись, словно отец и сын. К вящему облегчению коннетабля, они лишь вскользь коснулись катастрофы в Сен-Кантене — внушительного поражения, по масштабам напоминавшего проигрыш при Павии. После этого оба принялись поносить Гизов, их жадность, хищные замашки и амбициозность. Коннетабль переночевал в королевской спальне, и Генрих был безутешен, когда, спустя два дня, коннетаблю пришлось вернуться обратно в плен.

После серьезных препирательств и неоднократной перемены решений Генрих согласился подписать мирный договор, выгоды которого впоследствии бурно обсуждались. Самыми важными статьями договора при Като-Камбрези были, в общих чертах, следующие: Франция удерживает Кале в течение восьми лет, после чего необходимо либо выплатить контрибуцию, либо вернуть город. К Франции также переходят три епископства: Мец, Тул и Верден. Все французские позиции в Тоскане отходят к герцогу Манту анскому или герцогу Флорентийскому, Козимо Медичи. Испанские права на Милан и Неаполь будут признаны, а Брессе, Савойя и Пьемонт возвращены герцогу Савойскому. Единственным французским завоеванием в Италии остаются маркизат Салюццо и пять крепостей в Пьемонте, включая Турин. В подкрепление договора предлагалось заключить два брачных союза. Старшая дочь Генриха и Екатерины, Елизавета, должна была выйти замуж за Филиппа Испанского, вдовца, ибо Мария Тюдор умерла 17 ноября 1558 года. Герцог же Савойский согласился считать своей невестой сестру Генриха, Маргариту. Короче говоря, Генрих отдавал все приобретения и драгоценные владения в Италии за территории и мощные укрепления вдоль северо-восточной границы своего королевства, хотя в то время его подданные вовсе не так воспринимали этот договор. Сегодня одна из наиболее распространенных точек зрения заключается в том, что «договор при Като-Камбрези был стратегическим сокращением территорий, сделавшим Францию менее уязвимой».

Екатерина была потрясена, услышав условия договора. Упав на колени перед мужем, она молила его не ратифицировать договор. Она отреклась от коннетабля со словами: «Он не принес нам ничего, кроме вреда», на что Генрих отрезал: «Весь вред был причинен теми, кто посоветовал мне нарушить Восельское перемирие». Гиз заявил, что скорее согласится, чтобы ему отрезали голову, нежели признает договор «почетным и выгодным его величеству». Спустя несколько месяцев он все твердил королю: «Клянусь вам, сир, зло утвердилось на этом пути. Даже если бы в течение последующих тридцати лет вы лишь теряли, и тогда не утратите так много, как нынче, за один раз». Возмущенный, герцог покинул двор в канун Рождества 1558 года. Старшие командиры армии Генриха также сомневались относительно правильности договора. Их чувства разделяли многие. Екатерина понимала, что большая часть вины лежит на Диане. Однажды та явилась в покои королевы и, застав Екатерину за чтением, вежливо поинтересовалась, что это за книга. Королева же, как говорят, ответила: «Я читаю хроники Франции и обнаруживаю, что во все времена случалось, что делами королей заправляли их шлюхи».