Екатерина Ивановна Нелидова (1758–1839). Очерк из истории императора Павла I - [22]

Шрифт
Интервал

.

Сама Нелидова также ездила иногда в Зимний дворец, где отведены были для нее особые апартаменты, долгое время и после называвшиеся Нелидовскими[102], но не захотела переселиться туда на постоянное жительство, зная хорошо переменчивый характер государя и не желая вторично ставить себя в ложное положение.

В чем же выразилось влияние Нелидовой в то время, когда ее царственный поклонник сделался повелителем обширнейшей и могущественнейшей империи в свете? Можно сказать положительно, что в новом своем значении наша героиня оказалась тою же сентиментально-доброю и благонамеренною институткой, какою была она и ранее при дворе Павла. У Нелидовой не было и признаков государственного ума и политического образования, не было даже твердых политических убеждений, которые могли бы выработаться у нее даже чисто практическим путем в течение двадцатилетнего пребывания среди дельцов века Екатерины, в водовороте крупных политических перемен в судьбах России и Европы, резко характеризующих собою вторую половину XVIII века. Вместо каких-либо теорий, Нелидова, подобно большинству женщин того времени, создавала себе не продуманные политические симпатии, вызванные на свет Божий по преимуществу какими-либо нравственными и сердечными мотивами: все доброе, прекрасное, великодушное или все казавшееся таковым встречало участие и поддержку Екатерины Ивановны, как бы мало ни согласовалось это «доброе» с государственными соображениями и целями; точно также, по чисто женской логике, все симпатичные почему-либо люди или казавшиеся таковыми признавались людьми достойными и полезными для государства, и, наоборот, самые искренние и деловитые государственные люди не возбуждали к себе никакого уважения, если отталкивали от себя несимпатичною внешностью или каким-либо мнением, мало согласовавшимся с «великодушием», «добротою» и т. и. Короче, политические мнения Нелидовой и единомысленных с ней приближенных Павла говорили более сердцу, чем уму. Вот почему в области теоретических государственных соображений Павел Петрович был всегда сильнее Нелидовой и действовал, как и прежде, в этом отношении самостоятельно: изменялся всегда не образ его мыслей, а характер его действий, которым легко было управлять и Нелидовой, и Марии Феодоровне, в первое время его царствования.

Удерживать императора от вспышек гнева и от резких необдуманных распоряжений, вызывавших недовольство войск и общества, ходатайствовать за опальных, назначать на высшие придворные и государственные должности людей, благонамеренных и преданных государю, — вот чего главным образом добивались новая императрица и ее доверенная фрейлина. В особенности легко было им содействовать выбору должностных лиц. Павла Петровича всегда преследовала боязнь заговоров или дворцового переворота: события 1762 года всегда живо представлялись его воображению. Поэтому он стремился окружить себя такими людьми, на которых мог бы вполне рассчитывать. Оттого он, по свидетельству современников, возвышал на высшие должности часто недостойных людей, менее всего способных к исполнению возлагаемых на них обязанностей. Таких людей он выбирал из числа своих гатчинцев, таких он отыскивал среди приверженцев своего отца, которые когда-то дали ему доказательство своей верности, среди их потомков или родственников. Вместе с тем Павел преследовал и удалял тех, которые пользовались вниманием его матери и которые уже по одному этому были для него подозрительны. Боязнь какой либо измены была постоянным, всегда действующим мотивом его поступков и его милостей[103]. Старые друзья Павла, братья Куракины, сразу получили высшие места в империи: Александр, друг Нелидовой, назначен был вице-канцлером, а Алексей — генерал-прокурором, Ростопчин и Аракчеев заведывали военною частью, Плещеев, Лопухин, Нелединский-Мелецкий, двоюродный брат Куракиных, состояли при особе императора для докладов по гражданской, а Кушелев по морской части и др. Из екатерининских дельцов пользовался действительным влиянием лишь Безбородко, умевший доказать свою преданность и выдвинувший тогда же и Трощинского. Было бы утомительно перечислять всех лиц, которым, по личным соображениям, покровительствовала сама Нелидова: достаточно указать на графа Ф. Ф. Буксгевдена, женатого на ее интимной институтской подруге, Наталии Александровне Алексеевой[104], и получившего, по восшествии Павла на престол, известный эстляндский замок Лоде, предполагавшийся, как думали, местом ссылки самого Павла, с принадлежащими к нему мызами, и затем графское достоинство[105], а также барона Гейкинга, женатого на дочери г-жи Делафон, из председателей курляндской гражданской палаты пожалованного сначала сенатором и в этом звании употреблявшего все усилия к возобновлению уничтоженных Екатериной остзейских привилегий, а затем и президентом юстиц-коллегии. «Вызванный внезапно в Петербург, — рассказывает сам Гейкинг, — я поспешил в Смольный институт, к своей теще, у которой нашел дам из наших приятельниц. Мы уже отобедали, когда из дворца приехала фрейлина Нелидова. Самым любезным образом выразила она радость свидеться со мною у «Guten Mama» (так продолжали называть мою тещу все бывшие воспитанницы института, какое бы положение в обществе они ни занимали). Поцеловав у своей «Mama» руку, она сказала ей: «их величества поручают мне поздравить вас с удовольствием видеть у себя господина барона. Государь милостиво разрешил приветствовать его завтра вечером». Затем, обратясь ко мне, госпожа Нелидова внушительно заметила: «Вы не дурно сделаете, если завтра поутру заедете к генерал-прокурору (Алексею Куракину), но ранее восьми часов», прибавила она улыбаясь. «Да», сказал кто-то из присутствующих, «все в Петербурге изменилось: поднимаются очень рано, а в 11 часов вечера все — по домам». Оказалось, что генерал-прокурору уже повелено было спросить у Гейкинга, какое ему угодно будет занять место в Петербурге, и скромный барон выбрал себе только место сенатора; вместе с тем, еще до представления государю, Гейкингу даровано было редкое право присутствовать на малых вечерних собраниях во дворце и ужинать с государем. Гейкинг и впоследствии пользовался поддержкой Fräulein Nelidow


Еще от автора Евгений Севастьянович Шумигорский
Император Павел I. Жизнь и царствование

В этом сравнительно небольшом труде автор, по собственному признанию, делает попытку воссоздания истинного исторического образа России времен правления Павла, которое в современной Шумигорскому историографии рассматривалось «по преимуществу с анекдотической точки зрения». «У нас нет даже краткого, фактического обозрения Павловского периода русской истории: анекдот в этом случае оттеснил историю» — пишет историк в предисловии. Между тем в полной мере уйти от пересказа большого количества ярких эпизодов, в которых проявлялся эксцентричный характер императора, Шумигорскому тоже не особенно удалось. В приложении к настоящему изданию помещены интересные для исследователей эпохи письма графов Никиты и Петра Паниных к императору. Издание 1907 года, текст приведен к современной орфографии.


Тени минувшего

Евгений Севастьянович Шумигорский (1857–1920) — русский историк. Окончил историко-филологический факультет Харьковского университета. Был преподавателем русского языка и словесности, истории и географии в учебных заведениях Воронежа, а затем Санкт-Петербурга. Позднее состоял чиновником особых поручений в ведомстве учреждений императрицы Марии.В книгу «Тени минувшего» вошли исторические повести и рассказы: «Вольтерьянец», «Богиня Разума в России», «Старые «действа», «Завещание императора Павла», «Невольный преступник», «Роман принцессы Иеверской», «Старая фрейлина», «Христова невеста», «Внук Петра Великого».Издание 1915 года, приведено к современной орфографии.


Отечественная война 1812-го года

Автор книги — известный русский историк профессор Евгений Севастьянович Шумигорский (1857-1920), состоявший долгие годы чиновником в ведомстве учреждений императрицы Марии Федоровны. Основная область его исторических интересов — эпоха Павла I. По этим изданиям он наиболее известен читателям, хотя является и автором многих статей в исторических журналах своего времени, анализирующих разные периоды русской истории. Примером может быть эта книга, изданная к юбилейной дате — 100-летию Отечественной войны 1812 года.


Рекомендуем почитать
Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Мишель Фуко в Долине Смерти. Как великий французский философ триповал в Калифорнии

Это произошло в 1975 году, когда Мишель Фуко провел выходные в Южной Калифорнии по приглашению Симеона Уэйда. Фуко, одна из ярчайших звезд философии XX века, находящийся в зените своей славы, прочитал лекцию аспирантам колледжа, после чего согласился отправиться в одно из самых запоминающихся путешествий в своей жизни. Во главе с Уэйдом и его другом, Фуко впервые экспериментировал с психотропными веществами; к утру он плакал и заявлял, что познал истину. Фуко в Долине Смерти — это рассказ о тех длинных выходных.


Хроники долгого детства

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мои годы в Царьграде. 1919−1920−1921: Дневник художника

Впервые на русском публикуется дневник художника-авангардиста Алексея Грищенко (1883–1977), посвящённый жизни Константинополя, его архитектуре и византийскому прошлому, встречам с русскими эмигрантами и турецкими художниками. Книга содержит подробные комментарии и более 100 иллюстраций.


Джованна I. Пути провидения

Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.