Эхо войны - [12]

Я слушаю пререкания Обуха с народом вполуха – наблюдаю за Бабаем. Он отошел назад, присел на стойку, смотрит. Я знаю, на кого он смотрит. Ее зовут Шапокляк, очень она похожа на ту самую тетку из мультика: длинный нос, тонкие ручки-ножки. Но «ножки-ручки» были полгода назад, когда она только у нас появилась. Сейчас худоба вполне в пределах нормы, и уже заметно выпирает живот – Шапокляк на пятом месяце беременности. На самом деле ее зовут Света, и она жена Бабая.

Я выискиваю ее в бунтующем зале. Это несложно, Шапокляк сидит в первом ряду. Молчит, замерла – таким же долгим взглядом смотрит на мужа. Шапокляк всем нравится, потому что веселая и добрая. И Бабай всем нравится, потому что суровый, но справедливый. Повезло нам с командиром. И я знаю, что командир не сделает исключения даже для своей жены. Гвалт постепенно затихает, кое-кто из приблудных все еще не может успокоиться, но большинство признало справедливость меры.

– Можете взять оружие, – говорит тем временем Обух. – Но, сами понимаете… Есть другое предложение. Каждую ночь с вами будет дежурить пара наших бойцов.

Бабай смотрит на жену. Шапокляк смотрит на мужа. Тяжелый взгляд у Бабая, тоскливый, но при этом спокойный. Я смотрю то на него, то на нее и понимаю, что ни за что и никогда не пойду на это дежурство…

Точно таким же спокойным взглядом смотрит Бабай на труп Шапокляк, вынесенный в коридор. Из темноты открытой двери склада тянет застоявшимся теплым воздухом. В коридоре светло от набежавших фонарей. Она лежит у стены, пижамная куртка в трех местах пробита, мокрая от крови материя плотно прилипла к телу, рельефно выделив все округлости. Лицо спокойное, в открытых глазах масляно играют отблески. Все молчат.

– Обух! – говорит Бабай.

– Да, командир.

Бабай стоит напротив тела, задумчиво наклонив голову. Он полностью одет – это значит, что ночью так и не ложился. Чего-то ждал? Или подозревал?

– Нужно закончить с фильтрами для воды. Это сейчас самое главное. Понял?

– Понял. – В голосе Обуха слышится удивление.

Бабай кивает, потом достает свой знаменитый наградной наган и сует дуло в рот. Я еле успеваю зажмуриться.

Глава 5

7 октября 1943 года. Штаб 1078-го стрелкового полка

В землянке воняло прогоревшей соляркой, которую нам нагло выдавали под видом керосина. Лампа от нее нещадно коптила, и стекло, хоть Сема и чистил его только утром, уже опять покрылось черными разводами. По этой причине светила «летучая мышь» весьма вяло, читать при таком свете было решительно невозможно. Зато очень хорошо получалось лежать на раскладушке, закинув руки за голову, и рассматривать бревенчатый, поблескивающий смоляными каплями потолок.

Был тот спокойный период, когда горячо любимый товарищ полковник, он же шеф, переставал фонтанировать заданиями и распоряжениями. Даже деятельный мозг светила сыскной науки требовал передышки – и передышка эта наступала, как правило, к ночи. Поэтому полчаса-час перед отбоем в нашей землянке были самым благословенным временем.

К слову сказать, землянка на поверку оказалась не такой уж просторной, как показалось вначале. Когда я расположил свое койко-место в «общем зале», по соседству с ординарцем Семой, выяснилось, что пространство заметно сократилось. А как прибыл еще один дармоед, сержант Минаев, и угнездился по правую руку от меня – в подземелье стало буквально не протолкнуться, будто в утреннем трамвае. Понятное дело, высший комсостав, совершенно по-жлобски квартирующий в углу за перегородкой, этих неудобств не ощутил. С другой стороны, если вспомнить, какой подвал нам выделили, когда группа только прибыла под Ельск, землянка начинала казаться дворцом.

– Товарищ лейтенант, – не глядя на меня, спросил Минаев. – А вы точно видели, что его рука двигалась?

Сержант, сидя на раскладушке в майке и кальсонах, с присущей ему медлительной обстоятельностью пришивал новый подворотничок. Маленький, плотненький, с круглым лицом, аккуратно зачесанной набок короткой русой челкой – и внешностью, и чрезмерной аккуратностью напоминал он мне пионера со школьных плакатов.

– Нет, Сан Саныч, – серьезно ответил я. – Просто перед визитом в морг я для храбрости выпил полную фляжку боевых «сто граммов». Так что у трупа не только рука двигалась, он еще со мной хором «Синий платочек» пел.

– Я, если б увидел, как мертвяк зашевелился, сразу бы в штаны наложил! – честно сообщил Сема от своей «кухонной стойки».

Шеф, работающий за столом с бумагами, недовольно крякнул. У него там стояла еще одна лампа, и она почему-то не коптила. Наверное, полковникам все-таки выдают настоящий керосин. Он, понятное дело, в этом не признается. От тех, кто спит, отгораживаясь от коллектива перегородкой, всего можно ожидать, даже сокрытия от подчиненных чистого керосина.

– Странная история, – со значением сказал Сан Саныч.

Да что ты говоришь! А сам-то много тут чего раскопал, пока я в госпитале валялся? Элементарную задачу поставили: притащить к нам кого-нибудь с той стороны, желательно из тех, кто возле Янова живет. Неделю у разведчиков проторчал – так никого и не добыли. Понятно, почему шеф так ждал моего возвращения. С этим аккуратным недоумком дела не сделаешь. Минаев положил гимнастерку на тумбочку и повернулся ко мне.