Эхо войны - [15]

Это было чуть ли не первое, что я спросила.

« — Вы больны?

— Нет.

— Ранены?

— Нет.

— Такое состояние, как сейчас, для вас нормально?»

На последний вопрос мы ответа не получили, как ни старались. Собственно, больше ни на один вопрос он не ответил, отвернувшись к стенке и отказываясь реагировать на любые вербальные раздражители.

На протяжении полутора суток, большую часть которых «вампир» проспал, я с удивлением наблюдала, как «мертвая» багровая аура постепенно наливается живыми голубовато–зелеными тонами, на данный момент походя на ауру тяжелобольного, но все же вполне живого существа. Ремо улучшением физиологических показателей был удивлен меньше, поскольку явно на это рассчитывал. Хотя то, что и прежде отливающая явной и совершенно неестественной для сола синевой кожа начала стремительно темнеть, сейчас находясь на стадии темно–синего, озадачило и его.

Сегодня утром я окончательно отказалась от мысли, что нашла вампира из сказок, поскольку ко всему вышеперечисленному никакой агрессии пациент пока не проявлял.

О своих выводах я недвусмысленно заявила Бесу, педантично наведывающемуся ко мне каждое утро.

Хотя… Кто знает, что выкинет наш найденыш, когда окончательно придет в себя. Впрочем, об этом соображении я счетоводу докладывать не спешила. И голограммы отдала отнюдь не все — только общую съемку, без приложения показателей сканера.

Тайл встретил меня вопросительным поднятием бровей. Я покачала головой и присела рядом с ним на свободную кровать:

— Все хорошо. Все здоровы.

— Как Атка?

— Нормально. Насколько я понимаю, ее развлекает Римс.

— Дождется она образцово–показательной порки.

— Она–то еще ребенок, и в голове у нее исключительно ветер, а вот Римс явно понимает, что делает.

— С ним я тоже… побеседую.

— А потом его отец в редкую минуту просветления настрочит мне же два десятка жалоб на «богомерзких ящериц». И хорошо, если только мне, — я качнула головой. — Я сама с ним поговорю.

— В Бездне я видел этого алкоголика, — Тайл сердито глянул на меня из–под встрепанных волос. — Если из–за этого котеныша что–нибудь случится с Аткой…

— Только не надо «разжигать расовую ненависть», — я хмуро посмотрела в окно, серое от хлещущего дождя. — По крайней мере, при мне. Я сама с ним поговорю.

— Как хочешь, — он передернул плечами. — Только учти, что для этого еще нужно, чтобы нас выпустили отсюда.

— Да. Это тоже.

Мы замолчали. Тайл ушел в тамбур — к нему пришел помощник из мастерской.

Портативный сканер Ремо оставил тут же, на тумбочке у кровати, и от нечего делать я принялась просматривать результаты сканирования. Общие сведения об анатомии и физиологии рас мне преподавали в Академии, первую помощь научили оказывать в Корпусе, поэтому худо–бедно в показаниях прибора я разбиралась, но дальше этого не шло.

Скелет выглядел вполне адекватно, все жизненно важные органы тоже вроде бы были на месте и в нужном количестве. Результаты всех анализов еще не были готовы, но те, что уже доставили Ремо, были вполне стандартными.

Тогда что же с ним такое? Я склонила голову набок и посмотрела на кончик голого темно–синего хвоста, выглядывающего из–под одеяла.

Эта облезшая конечность уже второй день наводила меня на мысль о банальнейшей парше, к слову сказать, бывшей как раз–таки весьма заразной. Хвоста, склонного к облезанию, по причине мамы–квартеронки у меня не было, но за шевелюру свою я опасалась очень и очень.

Хватило того, что полгода назад коменданту вздумалось приставить меня в качестве пилота к торговой делегации ременов. Правую половину головы пришлось выстричь почти наголо под пилотские обручи. С тех пор я немного обросла, и украшать свою экстравагантную стрижку еще и вылезшими клоками волос у меня не было никакого желания.

К ременам парша не липла, что не удивительно — на их волосах часто селилась микроскопическая водоросль–симбионт, обладающая мощным антисептическим действием. Поскольку выживала она в основном у ведущих по–старинке полуводный образ жизни, многие, особенно девушки, культивировали эту флору сознательно, потому как декоративный эффект от нее тоже был хорош — неповторимый голубовато–перламутровый отлив светлых волос смотрится на редкость эффектно.

Так что обрабатывать подозрительные участки Ремо приходилось безо всякой помощи с моей стороны. Впрочем, весьма специфический запашок мази от парши приходилось обонять всем.

К обеду наш пациент перестал притворяться, что спит, и просто лежал, уставившись в потолок. Я сидела на соседней кровати и простыми, предельно ясными предложениями объясняла, где он находится и как сюда попал. Ответа, впрочем, не дождалась, как и в прошлый раз.

Через час проснулся Ремо и долго переругивался по переговорнику с городской лабораторией, тянущей с заключениями. Заключения, опять же не все, прибыли еще через час, когда нам с Тайлом почти удалось убедить врача не дергать по поводу этой проблемы коменданта.

Покопавшись в считывателе с результатами, Ремо развернул одну страницу на весь экран и сунул мне под нос:

— Ты была права.

Действительно, парша. Боги, спасите мои волосы. Облезший ватар будет смотреться потрясающе. Мертвяку понравится.