Эхо великой песни - [4]

Талабан доложил о беседе с подвижником Совету. Кое-кто потребовал смерти Ану, но Талабан выступил против такого решения. Ожесточенные дебаты продолжались несколько дней.

Подвижник Ро был решительным сторонником смертного приговора, и его поддерживал Верховный Аватар. Последний, к счастью, переменил свое мнение и лишил Ану гражданства.

Имущество подвижника конфисковали и запретили ему появляться на улицах Параполиса. Ану перебрался на земли Храма, где жил подаянием немногих друзей, сохранивших верность ему, и продолжал предостерегать о грядущей катастрофе.

Его мрачные пророчества получили широкую огласку среди населения, но Совет по-прежнему осмеивал их.

Ану, сдержав обещание, уточнил свои расчеты и назначил катастрофу на восьмой или девятый день лета тысяча восемьсот третьего года.

Два года и четыре месяца спустя, в девятый день лета, Талабан, отплывший на «Седьмом змее»в экспедицию на дальний северо-запад, стал свидетелем крушения мира. Корабль стоял на якоре в бухте, и разведчики Талабана возвращались из поездки на берег. День близился к закату. Талабан стоял на верхней палубе и смотрел, как серебряная ладья идет к кораблю. Минувший день был ясным, свежим и холодным. У берегов еще держался лед, и крепкий бриз овевал палубу. Люди из ладьи поднялись на борт, и Талабан направился к своей каюте. Солнце почти скрылось, облака над западными горами горели красно-золотым заревом. Талабан задержался, чтобы полюбоваться закатом. Внезапно ветер усилился, и непонятно откуда сорвался шторм. Он гнул деревья на берегу и нес тучи по небу.

Корабль накренился, Талабана швырнуло на дверь каюты. Яркий свет озарил «Змея», и Талабан увидел, как солнце встает заново. Он замер, как пораженный громом. Вахтенные подняли крик, созывая всех остальных поглядеть на невиданное чудо, а Талабан вспомнил слова Ану: «Солнце встанет на западе, моря выплеснутся из берегов, и здесь не останется камня на камне».

Заслонив рукой глаза, Талабан смотрел на запад. Мыс, который им предстояло нанести на карту, был узкой полоской земли миль двадцать шириной. По ту сторону горной цепи лежал океан. Над горами клубилась темная масса наподобие штормовых туч.

«Моря выплеснутся из берегов».

Высота гор составляла около двух миль, волна над ними была в полтора раза выше — и неслась прямо на бухту.

Впервые в жизни Талабан испытал приступ панического ужаса. Прикованный к месту, он смотрел, как захлестывает небо гигантская волна. Его сердце отбило с дюжину ударов, а он все стоял, беспомощный перед лицом неотвратимой гибели. Матрос на нижней палубе закричал и упал на колени, прикрыв руками голову. Его ужас отрезвил Талабана, как порыв холодного ветра. Поборов собственную панику, капитан бросился в рубку, вставил силовые кристаллы в черную панель и резко повернул штурвал. Черный корабль помчался в открытое море. В миле от берега Талабан снова развернул судно, поставив носом к волне. Вал накатил, поднимая корабль все выше к небу казалось, что «Змей» вот-вот взлетит в облака. Ураганный ветер сорвал с палубы нескольких матросов.

Корабль поднимался, и Талабан выжимал всю энергию из корабельного сундука. «Змей» замедлил ход и стал крениться.

Талабан вцепился в рулевую панель. С головокружительной высоты нескольких миль он видел исчезающие под водой острова. Если бы корабль перевернулся, он соскользнул бы вниз, и ревущая водяная гора погребла бы его под собой. Талабан снова завертел штурвал, пытаясь выровнять «Змея».

Один кристалл на панели треснул, другой разбился, но корабль перестал крениться и остался на плаву позади огромной волны.

Мир, знакомый Талабану, погиб, но сам он остался жив.

В каюту вошел Пробный Камень, и Талабан открыл глаза.

Туземец, небрежно отсалютовав капитану, плюхнулся в другое кресло. Крепкий, коренастый, с мощными плечами и толстой шеей, он заплетал свои сальные черные волосы в две косы. Он уже два года служил у Талабана разведчиком, но отказывался принять вагарское гражданство и по-прежнему носил черный, украшенный костяными пальцами кафтан своего племени. В его зеленых глазах светился озорной огонек.

— Шмыгают, как белые зайцы, — сказал он. — Роются во льду. Думаешь, на этот раз они найдут то, что ищут?

— Может, найдут, а может, и нет, — пожал плечами Талабан.

— Столько золота! Можно купить большой дом. Даже усадьбу. Зря пропадает.

Талабан не мог не согласиться с ним. Вбивать золотые стержни в лед — дорогое удовольствие, а толку от этого пока что чуть.

— Эти номады нападут на нас? — спросил он.

Пробный Камень в свою очередь пожал плечами.

— Кто знает? Они крутые парни. Будут драться, если увидят золото. Они больше не боятся аватаров. Знают, что ваше волшебство умирает. Знают, что лед убил Империю.

— Ранил, — поправил Талабан. — Убить Империю нельзя.

Мы слишком сильны. — Талабан говорил по обязанности, сам не веря в свои слова. — И не нужно высказывать подобные мысли вслух. Я не хочу, чтобы тебя положили на кристаллы.

— Сказать тебе честно? — Талабан кивнул, и Пробный Камень подался вперед. — Вы, аватары, как лоси, окруженные волками. Вы еще сильны, но скоро волки разорвут вас. Они это знают, и вы знаете.