Эхо в темноте - [20]

«Вежливый предатель», — думал о своем собеседнике Федор Игнатьевич. Себя он не называл мысленно никак. Человек действия всегда должен быть чуть впереди рассуждений и наименований. Какие основания были у него думать об М. К. как о предателе? Такие же, как и у контрольных и проверяющих инстанций — недостаточные, чтобы полностью отстранить от работы и подвергнуть суровому наказанию, достаточные, чтобы держать подальше от наиболее ответственных участков, например, не выпускать за границу. Что произошло в Канаде? Насколько знал Ф. И. (в это время М. К. уже не был его подчиненным), замечен был не связанный напрямую с интересами дела интерес к некоторым наркотическим и психотропным субстанциям. Объяснения — достаточные — М. К. вроде бы дал. Передал своему куратору все контакты — насколько удалось проверить. С тех пир, конечно, его личное дело не могло больше считаться чистым… Но сейчас невежливый разговор оказался бы малопродуктивным. Какой смысл быть невежливым, если они уже поняли, что согласны в главном — в интересах обоих, чтобы дело с исчезновением Краснопольского успешно разрешилось. Счастливый конец не обязателен, но ответ должен быть ясным и недвусмысленным.

— Ты думаешь, что из этих ее видений можно что-то извлечь?

— Не знаю. Но это не просто истерические видения. Она видела факты, которым я сам был свидетелем и о которых ей никто не мог сообщить. Например, в начале шестидесятых я был прикреплен к профессору. Я говорил об этом. Мы ездили в Крым. С нами был еще один человек, Семенов Георгий Валентинович. Простой лаборант, но… вроде приближенного у И. А. Помогал ему в работе. Значительно нас старше. Своеобразный тип. Личное дело, правда, в порядке. Воевал шофером, в плену не был.

— И что же увидела Т. В.?

— Она точно описала нас троих. В Ялте, около гостиницы «Ореанда».

— Может, она тоже была тогда в Ялте? Поглядела на тебя и вспомнила…

— Я проверял, первый раз она была в Ялте с мужем позже. Главное не в этом. Она привлекла мое внимание к Семенову. Возможно, он связан с этим делом. Я нашел его адрес. Но телефон не отвечает. Возможно, он тоже пропал.

— Ты навел справки?

— Проверкой должен заниматься отдел, который занимается исчезновением. Они ищут. Другие видения связаны с конкретными кварталами — настолько точно, что я надеюсь локализовать дом и даже квартиру.

— Надеешься совершить революцию в науке?

— Ну, как вам сказать, Федор Игнатьевич, — М. К. облизнулся.

— Не забывай только, что Т. В. - жена Краснопольского. Он мне нужен. Ладно, давай думать конкретно. Кто сейчас занимается делом об исчезновении?

— Подчиненные Малыша, ну, нашего «Алеши Поповича».

Онегин мысленно усмехнулся, думая об иронии положения. М. К., похоже, искренне верит в открытие на экстрасенсорном фронте, но тогда он должен бояться, что Татьяна увидит еще какие-нибудь факты из его прошлого. Например, что произошло в Канаде. Придется в ближайшее время не выпускать его из виду. Придумает еще что с перепугу… А вот «Алеша Попович», в отличие от М. К., как будто сохраняет полную лояльность. Что ж… Основное дело (афганский меморандум) все равно застопорилось. Ключевое свидание не может состояться до завершения партсъезда. То есть впереди еще полтора месяца… Как он ненавидел всякую мистику, особенно если от нее попахивало психотропными субстанциями…

* * *

— Ты еще на что-то надеешься?

— Я — да.

Никакой внутренней уверенности он не чувствовал, но говорить старался как можно более уверенно. Слово «надежда» по-прежнему означало надежду, что Гоша найдется, как и во всех их разговорах начиная с 16 декабря. Обмениваясь обрывками фраз, они просидели на кухне, наверное, часа три — выкурили за это время пачку сигарет, выпили чаю и кофе — пока, наконец, не перешли к делу: обмену сведениями, которые каждому удалось собрать на извилистых путях поисков Гоши. Единственным лицом, которое хоть как-то проступало сквозь путаницу никуда не ведущих линий, оказывалось лицо второго Гоши — этого Георгия Семенова, незначительного и в то же время таинственного лаборанта из института механики. К вечеру внутренне они почти примирились друг с другом. Стыд и боль было без слов решено отложить на неопределенное будущее. Ни о чем больше не хотелось думать. Т. В., впервые за долгие недели, приготовила приличный ужин. В. Ф. настолько успокоился, что напечатал перед сном несколько требовавших деликатной работы и давно дожидавшихся своей очереди пленок.

Спать, однако, они легли раздельно. Уже засыпая, Т. В. обратила внимание, что не слышит никакого жужжания за окном.

Глава 3.1976. Февраль-март

Проявляя фотографии, В. Ф. теперь часто слушал магнитофон, тот самый, который Т. В. в начале января принесла из лаборатории М. К. Магнитофон был кассетный. Вскоре В. Ф. обнаружил, что у его новых знакомых из окружения Гоши можно легко позаимствовать кассеты. Их давали охотнее, чем самиздат, возможно, потому, что их происхождение было установить сложнее. Самиздат, оставшийся от Гоши, В. Ф. выбрасывать так и не стал. Сам себе удивляясь и стыдясь своего — не по возрасту искреннего — энтузиазма, В. Ф. погружался в почти незнакомые ему доселе слои культуры. Ему не хотелось думать, жив Гоша или нет. Пока тайна исчезновения оставалась тайной, могла существовать надежда. В оправдание своего легкомыслия он говорил себе, что пытается жить жизнью Гоши — чтобы лучше понять его, чтобы почувствовать, что же все-таки могло произойти… Он вообще теперь жил по-другому. Пил — иногда — заграничные напитки, пусть даже купленные в советских магазинах, ел — иногда — заграничные консервы, казавшиеся с непривычки удивительно вкусными. Иногда ночевал у новых друзей… Перестал считать деньги. Увы, время летело, а результаты «вживания в образ» были ничтожны. Он со стыдом чувствовал, что ему больше и больше нравится сам процесс.