Эхо прошлого. Новые испытания - [176]

– Нет, – неторопливо ответил он и посмотрел на меня своими серьезными глазами, уже не столь юными, какими они были несколько часов назад. – Я знал, когда подписывал контракт с капитаном Хикменом, что возможны сражения. – Эйбрам сжал губы – наверное, чтобы унять дрожь. – Я смогу убить человека, если придется.

– Не сейчас… не надо, – очень тихо проговорил один из раненых. Он лежал в тени, вытянувшись вдоль пары ящиков английского фарфора, и медленно дышал.

– Нет, не сейчас, – сухо согласилась я. – Но, возможно, тебе захочется поговорить об этом с моим племянником либо с мужем, когда все немного успокоится.

Мне показалось, что на том мы и закончим, но Эйбрам последовал за мной, когда я выложила свои примитивные инструменты и принялась стерилизовать единственным возможным способом – обильно поливая их бренди, пока в трюме не запахло так, словно здесь гнали виски. Это возмутило раненых, которые считали подобное использование хорошего напитка расточительством. Огонь в камбузе потух во время сражения, и я поняла, что пройдет некоторое время, прежде чем у меня появится горячая вода.

– Вы патриотка, мэм? Простите за любопытство, – добавил Эйбрам, краснея от неловкости.

Вопрос застал меня врасплох. Простым ответом было бы: «Да, конечно». Ведь Джейми был мятежником, о чем сам и заявил. И хотя первоначально он сделал признание из-за простой необходимости, я подумала, что сейчас необходимость становилась убеждением. Но я? Конечно, когда-то была.

– Да, – ответила я. А что еще я могла сказать? – А ты явно патриот, Эйбрам. Почему?

– Почему? – Его, казалось, поразило, что я спрашиваю об этом, и он застыл, глядя на меня поверх фонаря, который держал в руке.

– Расскажешь позже, – предложила я, забирая фонарь.

На палубе я сделала все, что могла, и раненых, которым требовалось мое дальнейшее внимание, спустили вниз. Сейчас не было времени для политических дискуссий. Или так мне казалось.

Эйбрам отважно взялся мне помогать и делал это довольно хорошо, хотя время от времени ему приходилось прерываться и блевать в ведро. После второго приступа рвоты он принялся расспрашивать раненых – тех, кто мог отвечать. Не знаю, делал ли он это из простого любопытства или пытался отвлечься от кровавых манипуляций.

– Что вы думаете о революции, сэр? – серьезно спросил он у седого моряка с раздробленной ногой. Тот был из команды «Питта».

Моряк бросил на него недовольный взгляд, но ответил – наверное, для того, чтобы отвлечься самому.

– Чертовски пустая трата времени, – хрипло проговорил он, впившись пальцами в край сундука, на котором сидел. – Лучше воевать с «лягушатниками», чем с англичанами. Что с них возьмешь? Господи боже, – бледнея, пробормотал он себе под нос.

– Эйбрам, дай ему что-нибудь, чтобы он зажал зубами, ладно? – сказала я, собирая воедино раздробленные кусочки кости и раздумывая, не будет ли лучше для раненого, если я проведу быструю и легкую ампутацию. Пожалуй, она уменьшит риск заражения, а он в любом случае навсегда останется хромым… Но все равно я ненавидела ампутации…

– Нет, все в порядке, мэм, – сказал раненый, всасывая воздух. – А ты, парень, что думаешь?

– Я думаю, что это правильно и необходимо, сэр, – решительно ответил Эйбрам. – Король – тиран, а все добрые люди должны бороться с тиранией.

– Что? – потрясенно произнес моряк. – Король – тиран? Кто тебе сказал такую чушь?

– Ну как же… Мистер Джефферсон. И… и все мы! Все мы так думаем! – заявил Эйбрам, ошеломленный таким ярым расхождением во мнениях.

– Что ж, тогда вы все – сборище олухов, не при вас будет сказано, мэм, – добавил седой моряк, кивнув мне. Он посмотрел на свою ногу, слегка пошатнулся, закрыв глаза, но спросил: – Вы же не поддерживаете подобные глупости, мэм? Вам бы надо вразумить своего мальчика.

– Вразумить? – воскликнул Эйбрам, разозлившись. – Вы думаете, разумно, что мы не можем говорить или писать, как мы хотим?

Моряк открыл один глаз.

– Конечно, разумно, – сказал он, явно пытаясь быть рассудительным. – Вы слушаете придурков, простите, мэм, которые много чего говорят, не заботясь о том, что взбаламученный народ добром не кончит, и к чему это ведет? К бунту – вот к чему, и к тому, что зовется беспорядками, когда у людей сжигают дома, а их самих убивают посреди улицы. Доводилось ли тебе слышать о бунтах английских ткачей, мальчик?

Очевидно, что Эйбрам о них не слышал, но с жаром осудил «Невыносимые законы»[70], после чего мистер Ормистон – к этому моменту мы уже с ним познакомились – принялся громко и насмешливо возмущаться, перечисляя претерпеваемые лондонцами лишения и сравнивая их с роскошью, которой наслаждаются неблагодарные колонисты.

– Неблагодарные! – воскликнул Эйбрам, и лицо его налилось кровью. – И за что же мы должны быть благодарны? За то, что нам навязывают солдат?

– О! Навязывают, да неужели?! – воскликнул мистер Ормистон в праведном гневе. – Какое слово! И если оно действительно означает то, что я думаю, молодой человек, тогда вам следует встать на колени и благодарить Бога за такое «навязывание»! Как вы думаете, кто не дал краснокожим индейцам снять ваши скальпы и защитил вас от французов? И кто, по-вашему, за все это заплатил, а?