Эхо плоти твоей - [48]

“Ложись спать, ублюдок! — со злостью думал Хэнзард-2.— Спи, кому говорят!”

Он нервно расхаживал по обсерватории, боясь, что если присядет, то может незаметно уснуть. Он нарочно не спал всю предыдущую ночь, чтобы не страдать сегодня от бессонницы, и теперь мучился от собственной предусмотрительности.

Хэнзард-1 сидел, глядя на марсианский пейзаж. Что привлекало его в этой бесплодной пустыне?

Все-таки в конце концов Хэнзард вернулся в свою комнату и, не раздеваясь, лег на койку. В темноте было невозможно узнать, спит ли он, и потому пришлось рискнуть еще раз.

Глаза Хэнзарда-1 были закрыты, челюсть расслабилась, приотк­рыв рот, легкие глубоко вдыхали воздух. Его рука разжалась, чтобы взять ящик с патронами, потому что на охоте им может потребо­ваться много патронов. “На какую дичь?” — спросил он, но взрослые продолжали разговаривать резкими, как у циркульной пилы, голо­сами, не обращая на него внимания. Он шел по полю, усеянному острыми черными камнями, при каждом шаге из-под ног взлетали рои жужжащих мух. Патронный ящик был таким тяжелым, а он — таким маленьким: это было нечестно! Просто удивительно, как мало людей здесь, на Марсе… должно быть, они заперты под землей или еще где-то. Почему он не взял винтовку вместо этого ящика? Хотя вот она, винтовка — у него в руках. Он совершенно один с винтовкой в руках среди выжженных камней. Глаза запорошило пеплом, и слезы текут по щекам. Он шел к пламени, метавшемуся на гори­зонте. Винтовку он держал, как его учили, но она была такая тяжелая и все время опускалась к земле. Какой-то человек поливал рис огнем из пластикового садового шланга. Тогда он уперся при­кладом в землю, потому что был слишком мал и не мог стрелять по-другому. Он глядел на человека со шлангом, на его странную военную форму. Хэнзард ненавидел этого человека как никогда и никого в мире. Мужчина с лицом Хэнзарда направил на него огнемет, и оба они проснулись, крича одним и тем же криком.

— Это было нехорошо,— сказал он, удивляясь, что понадобилось так много времени, чтобы понять и произнести вслух эту самооче­видную истину.

Потом откуда-то из полузнакомых глубин естества пришли словно не им сказанные слова:

— Это и сейчас нехорошо.

Он печально покачал головой. Хорошо или нет, с этим он не может поделать ничего.

— Нет, ты можешь! — настаивал голос. Хэнзарду казалось, что, проснувшись, он продолжает видеть сон. Голос был его голосом и, в то же время, принадлежал не ему.

Хэнзард расслабился и разрешил себе улыбнуться. Он сошел с ума! Боже, какое это облегчение! Любопытно было бы посмотреть сейчас на себя со стороны, понаблюдать, что он делает…

— Слушай меня! — сказал его чужой голос, и он прислушался.

Глава 17 Катаклизм

— Доброе утро, Натан! Я вижу, к вам вернулся аппетит.

— Да, аппетит вернулся за все прошедшие дни. Сколько бы я ни ел, желудок кажется пустым, как барабан. Как вам понравится, если я съем сегодня обеды за все пропущенные дни?

— О, да у вас еще и настроение хорошее! Поздравляю с возвра­щением к цивилизации. Мне вас сильно недоставало.

— Надеюсь, я вернулся в подходящий момент?

Питман неуверенно взглянул на подчиненного: это что, шутка? Прямо скажем — она не слишком удачна, поэтому генерал ограни­чился чуть заметной улыбкой, показывающей, что шутку он уловил.

— Вы уже приготовили кофе?

— Да, но боюсь, я сделал его малость крепковатым. Генерал Питман налил себе чашечку и отхлебнул маленький глоточек.

— Да, чуть-чуть крепковато.

Питман заколебался, выбирая, пить ли ему этот кофе или подо­ждать, пока вновь закипит вода, но потом решил, что сойдет и так.

— Я тут думал…— начал Хэнзард.

— В армии мы стараемся не поощрять думанье,— благодушно перебил Питман.

Он отделил от брикета два ломтика замороженного хлеба и за­правил их в тостер.

— Я думал о том, что вы говорили в тот день, когда я только что прибыл сюда. Я полагаю, что вы были правы.

— Это меня ничуть не удивляет,— генерал поморщился от вто­рого глотка кофе,— но вам, Натан, придется напомнить тот случай. Я говорю так много верных вещей…

— Вы говорили, что использовать бомбы — это геноцид.

— Неужели я действительно сказал такое? Вероятно, это было сказано в гипотетическом смысле. Что касается лично меня, то я не испытываю ничего, кроме презрения, к людям, распаляющим свою совесть громкими словами, и особенно — этим словом. Вы же пони­маете, что нельзя выиграть войну, не разбив яиц,— Питман, очень довольный удачным совпадением, аккуратно вылил на электриче­скую сковородку два яйца.— Поэтому я надеюсь, что вы не относи­тесь к подобным разговорам чересчур серьезно. В вашем возрасте уже не следует быть таким смертельно серьезным.

— Однако, если это слово вообще имеет смысл…

— Вот именно, Натан! Вы верно поняли суть дела. Оно не имеет смысла. Это просто красная тряпка, чтобы махать ею перед либера­лами.

— Но ведь есть классический пример геноцида.

— Да?..— генерал Питман с усмешкой взглянул на Хэнзарда, словно подзадоривая его продолжать. В уголках генеральского рта играла бесовская улыбка.— Вы имели в виду Германию? Что ж, давайте обсудим этот ваш пример. Я согласен — Освенцим был большой глупостью. Не понимаю, кому могла понадобиться такая бессмысленная трата человеческих ресурсов. Ну и, конечно, методы, которыми все это достигалось — именно они породили большинство предрассудков. Подобные заблуждения трудно рассеять, они глубоко внедряются в сознание — вот что, с моей точки зрения, хуже всего. Но сейчас эти предрассудки не имеют к делу никакого отношения. Бомба — самое демократичное оружие, какое только можно пред­ставить. Она не делает ни малейших различий между людьми. Вот так-то. А кофе вы, Натан, делаете вшиво.