Эхо Москвы. Непридуманная история - [40]

Я стал судорожно заучивать текст и пытаться сохранить спокойствие. Оно не покидало меня ровно до того момента, когда у самой двери, над которой горел большой фонарь с надписью On Air, меня остановила выпускающий редактор Ира Воробьева. Желая вдохнуть жизнь в побледневшего от страха корреспондента, она стала внушать мне, что ничего страшного не происходит.

«Главное не нервничай, все хорошо, – наставляла она. – Просто не думай, что тебя слушают тысячи людей…»

Это был конец.

Остатки спокойствия окончательно испарились, и перед моими глазами выстроились эти самые тысячи слушателей, которые разом прильнули к радиоприемникам всей необъятной Российской Федерации в ожидании дебюта Алексея Голубева.

Не помня себя от нервного напряжения, я дошел до микрофона, уселся за стол и прочитал свой текст. Впрочем, прочитал — это, мягко говоря, не совсем подходящее слово: запинаясь и буквально задыхаясь на каждом предложении, я его из себя выдавил.

На выходе из студии меня ожидали коллеги, уверявшие, что для первого раза сойдет и так.

Тем не менее прямой эфир, пускай и вполне запланированный, рано или поздно случается в жизни каждого корреспондента. Новым сотрудникам, как правило, лайвы не доверяют, но по прошествии некоторого времени кто-либо из новостников все-таки решается вызвонить новичка в прямой эфир. В моем случае это был Андрей Белькевич. Со словами «ну когда-то же надо начинать» он отправил меня на пожар: в центре Москвы, возле Белорусского вокзала, горело офисное здание.

Лайв с пожара – это символично, подумал я. По своей первой специальности я пожарный, ни одного пожара, правда, не тушивший, однако сложно было не разглядеть в этом задании особую миссию или даже провидение.

На этот раз все прошло почти гладко, без фатальных провалов, но то чувство нервного напряжения, которое я испытал во время своего первого выхода в эфир, забыть сложно. Пожалуй, наиболее точно эти ощущения однажды описал журналист Роман Плюсов, начинавший когда-то корреспондентом на «Эхе». «После первого прямого включения, – рассказывал Рома, – ноги подкосились и сделались ватными; единственное, чего хотелось в ту минуту, – это добраться до ближайшей лавочки, лечь под нее и долго там лежать не двигаясь…»

Пожар на Белорусской, между прочим, был серьезный – для его ликвидации съехались расчеты сразу из нескольких частей. В какой-то момент среди закопченных лиц эмчеэсников я заметил до боли знакомую физиономию – это был мой старинный друг и однокашник, с которым мы вместе заканчивали училище. Для него этот выезд оказался первым боевым выездом на пожар такого масштаба, с чем я его и поздравил, а он меня – с первым лайвом. Впоследствии мой товарищ стал настоящим героем, который неоднократно с огромным риском для жизни вытаскивал людей из огня, а между делом еще и успел крестить моего первого сына. Но это было несколько позже.

2010-й год запомнился мне не только новой работой на «Эхе Москвы», но и определенными переломными событиями в личной жизни: тем же летом я женился. Правда, не без помощи Тани Фельгенгауэр.

Не секрет, что свадьбу обычно планируют задолго до самого праздника. Торжественная дата была известна заранее, и я попросил Таню дать мне на этот день выходной. О запланированном торжестве из моих коллег никто не знал, в том числе и Таня, поскольку делиться подробностями своей жизни, пускай и такими радостными, я не считал необходимым – все-таки совсем новый человек в коллективе…

Но составленное расписание повергло меня в шок… я должен был выйти на работу в день своей собственной свадьбы! Дело происходило глухим летом, народ разъехался по отпускам, работать больше некому… В общем, с выходным ничего не получалось, и это была сущая катастрофа.

Представить себе, как я, человек, которого толком и на работу еще не приняли, попросил бы просто взять и снять меня со смены, казалось невозможным. В моем понимании это было равносильно самоубийству. Тогда я попросил коллег подменить меня, но выйти именно в этот день никто из них не мог, решительно никто.

Я стал представлять, как по очереди набираю телефонные номера нескольких десятков родственников и говорю примерно такую фразу: простите, свадьбы не будет, у меня корреспондентская смена.

А ведь отдельным гостям пришлось бы сдавать билеты на поезда и самолеты…

«Скажи Тане все как есть, – испуганно говорила мне моя невеста. – Она девушка, наверняка поймет, это же свадьба!»

Ресторан оплачен, программа составлена, родители молодых в нетерпении. Делать нечего, решил я, и с робкой надеждой на то, что меня не уволят, обратился к Тане с не менее странной фразой: я не могу выйти на работу, я завтра женюсь…

Таня, конечно же, все поняла, произвела какие-то немыслимые манипуляции с расписанием и со словами «Привет невесте. С тебя поляна» – отпустила меня гулять на свадьбе.

В общем, если бы не Фельгенгауэр, я бы не женился, хотя до сих пор так и не проставился.

Таня, когда-нибудь я это исправлю!

* * *

Тот же 2010-й год всем запомнился ужасно жарким летом. Жизнь москвичей в раскаленном городе становилась почти невыносимой из-за удушающего дыма, который окутал весь город на несколько мучительных недель. Пожары бушевали не только на площади Белорусского вокзала, но и в лесах соседних со столичным регионом областей.