Эхо любви - [38]

— Я тоже радовался этой возможности. Это ты мне его рекомендовала.

— И все-таки мы могли бы делать для него еще больше! Мы только один раз пригласили его пообедать, и он так благодарил нас за это! О, какая жестокая вещь эта жизнь!

— Ну, успокойся же, не терзай себя! Если будешь так страдать из-за несчастий, случающихся то и дело, то вконец изведешься, дорогая. Уже пора спать. Иди ложись и доброй тебе ночи.

— Уверена, что не смогу сомкнуть глаз, — сказала она.

Но все же она скоро заснула беспокойным сном, от которого ее разбудила странная, тупая боль. Она лежала, глядя в темноту широко открытыми глазами, вскоре боль утихла, но через небольшой промежуток времени возобновилась.

«Не может быть, чтобы роды начались так рано, — думала она. Не стану тревожить Ричмонда, постараюсь заснуть».

Но боль стала возвращаться через гораздо меньшие интервалы и с большей силой, и в конце концов на вынуждена была разбудить Ричмонда.

— Вряд ли это уже роды, всего только семь месяцев, — сказала она, и вдруг лицо у нее исказилось от приступа боли.

Ричмонд постарался скрыть свою тревогу и немедленно послал за врачом и за миссис Батлер, которые поспешили сразу прийти. У Анны начались схватки, вскоре стало ясно, что роды не будут легкими. Состояние роженицы осложняли невыносимая жара и влажность, из-за которых даже просто двигаться было тяжело.

Наступило утро, и, когда подошел к концу следующий день, тревога Ричмонда возросла. Когда Эмилия рожала Джорджа, все произошло гораздо быстрее.

Из комнаты Анны вышел врач в прилипшей к телу одежде, по лицу у него струился пот.

— Все очень плохо, — сообщил он.

Ричмонд схватил его за плечи:

— Спасите мою жену! Умоляю…

Августа бесшумно передвигалась по дому, мгновенно откликаясь на любое требование врача, пришла и Эмилия, но, не в силах чем-либо помочь, лишь истово молилась за Анну, прижав руки к груди. Час за часом длились страдания Анны, и миссис Батлер не отходила от нее.

Наконец на рассвете следующего дня она с посеревшим от переутомления лицом появилась из комнаты Анны, с трудом добрела до Ричмонда, забывшегося тревожным сном, и дотронулась до его плеча.

— У вас сын, — проговорила она, после чего без сил упала на софу и зарыдала.

— Что с Анной?! — в ужасе вскрикнул он.

Миссис Батлер с силой сжала его руку, увидев направляющегося к ним врача.

— Миссис Теккерей жива, — сказал доктор, — но находится на грани. Слава богу, малыш семимесячный. Она бы не выжила, если бы доносила ребенка до девяти месяцев. Понимаете, у малыша очень крупная голова.

— Не важно — дайте мне ее увидеть! — Ричмонд вскочил, оттолкнув врача.

Он застал Анну в полубессознательном состоянии. Лицо у нее было белым, как мел, глаза были закрыты, длинные черные волосы были спутаны и взмокли от пота. В углу у окна няня качала на руках сверток и ворковала над ним. Его сын, Господи!..

Затененная шторами комната, неподвижное тело Анны на кровати и няня с младенцем на руках вызвали у него в памяти похожую сцену, и он подавил рвавшиеся наружу рыдания. Когда у него родилась дочь, в индийском доме царили торжество и огромная радость. Роды были легкими и быстрыми, и, лежа на высоких подушках, его любимая женщина со смугло-золотистой кожей притянула его голову к своей и шептала ему слова, которые он помнил до сих пор. Она была в восторге, потому что стала матерью его первого ребенка, но в ее радости было что-то такое неистовое, что покоробило его.

Ричмонд подошел к кровати Анны. Сев рядом, он взял ее за руку и стал горячо молиться за ее жизнь. Спустя какое-то время Анна открыла глаза. Первое мгновение она, казалось, не сознавала, кто он, но затем едва ощутимо пожала ему пальцы.

— Ничего не говори. Ты должна отдыхать, — поспешил он сказать.

— У нас сын, Ричмонд. Ты счастлив? — прошептала она.

Она пыталась приподняться, чтобы взглянуть на ребенка, но силы оставили ее, и она упала на подушки. Няня подошла к ним с ребенком, который громко запищал.

Ричмонд посмотрел на крошечное сморщенное красное личико своего сына и на стиснутые кулачки, дотронулся до ручки ребенка, и крохотные теплые пальчики с неожиданной силой схватили его за палец. Это прикосновение пробудило всю его любовь, гордость и благодарность. Не обращая ни на кого внимания, он упал рядом с Анной на колени и стал покрывать поцелуями ее руку.

Анна действительно была на грани жизни и смерти и выздоравливала медленно, но страстно любила сына, и эта любовь была еще более неистовой от сознания, что более ей не суждено иметь детей. Она старалась ни на минуту не выпускать его из вида.

— Этот малютка — настоящий ангел. На свете никогда не было таких детей, — повторяла она десятки раз за день. — Как мы его назовем? Он такой крохотный, поэтому следует дать ему очень значительное имя; иначе его никто, кроме меня, не заметит.

— Дорогая моя, мы окрестим его, когда наступит прохлада, и когда ты достаточно окрепнешь и станешь выходить из дому, так что у нас полно времени, чтобы как следует подумать, — сказал Ричмонд.

Целыми днями Августа, Анна и Эмилия обсуждали все известные им имена. В семье Теккерей были Томас, Фредерик, Джон, Франциск, Чарлз. Они долго выбирали имя малышу, но, в конце концов, Ричмонд остановился на имени своего отца — Уильям Мейкпис, первым из всего семейства прибывшим в Индию.