Эхо Благой Вести: христианские мотивы в творчестве Дж. Р. Р. Толкина - [90]

Надежда и мужество

Две другие основополагающие добродетели толкиновского повествования — надежда имужество. Надежда — естественное, более того — необходимое свойство человека. Традиция, связанная с именем св. Фомы, уверена, что надежда присуща каждому человеку, поскольку она внутренне связана с постоянным усилием человека жить, действовать и обретать благо[382]. Надежда — это сила, благодаря которой оказывается возможно стремление человека к цели и терпение в ее ожидании; трудно представить себе существование человека без нее. Но вместе с тем, надежда — не то же самое что уверенность, в ней есть некоторая неопределенность. Именно поэтому следование надежде может становиться подвигом и требовать мужества:

На то, в получении чего твердо уверены, не надеются. Характерный признак надеҗды — ощущение некоторого препятствия, встающего между нашим желанием и его удовлетворением. Надеются лишь на более или менее труднодоступное. ‹.‚.› Если препятствие становится крайне затруднительным и начинает казаться непреодолимым, желание сменяется своего рода ненавистью. Тогда мы не только перестаем добиваться этого невозможного блага, но не желаем даже слышать о нем. ‹.‚.› Это отступление стремления, соединенное со злобой на свой прежний предмет, зовется отчаянием[383].

Смело можно сказать, что для толкиновской истории надежда оказывается одной из самых существенных движущих сил. Вся судьба Средиземья во «Властелине Колец» зависит от того, хватит ли надежды и мужества Фродо и Сэму для того, чтобы пройти свой путь до конца. Говоря о «Властелине Колец», Толкин писал: «В нем я уделяю внимание лишь ‹.‚.› Надежде без гарантий»[384]. Надежда эта действительно лишена гарантий, но она укрепляется благими знамениями. Ткань событий толкиновской истории — как и ткань событий истории вообще — оказывается насыщена моментами, обладающими символическим значением. Многое как бы намекает, указывает на то, что зло не может одержать окончательной победы. С точки зрения христианской это вовсе не удивительно — ведь, как мы уже говорили, само бытие, сама реальность говорит о том, что зло несет в себе поражение, о торжестве добра. И эта символическая наполненность реальности, позволяющая говорить о «сакраментальном» измерении толкиновской истории, о том, что в ней в зримых образах как бы отражена незримая реальность, не остается полностью скрытой от героев «Властелина Колец». Целый ряд эпизодов книги указывает на то, как они читают эту «символику бытия», находя в ней подтверждение и укрепление своей надежды:

Луч на миг осветил водруженную в центре Перепутья огромную сидящую фигуру, спокойную и торжественную. При виде ее Фродо невольно вспомнились Аргонат и каменные изваяния древних королей. Памятник изгрызло время, изувечили руки вандалов. Головы не было. Вместо нее кто‑то взгромоздил на плечи статуи круглый камень и грубо намалевал на нем глумливую рожу с одним непомерно большим красным глазом посреди лба. Колени статуи, величественный трон и постамент покрывали бессмысленные каракули и отвратительные символы, которыми пользовались рабы Мордора.

Последний луч успел выхватить из мглы голову каменного короля, откатившуюся к обочине.

— Смотри, Сэм! — крикнул Фродо, от удивления позабыв об осторожности. — Смотри! Король опять обрел корону!

Пустые глазницы зияли, резная каменная борода наполовину искрошилась, но высокое суровое чело короля по–прежнему охватывала серебряная с золотом корона: его оплели, словно в знак почтения к падшему королю, мелкие белые звездочки неизвестных цветов, а в каменных кудрях желтели яркие чашечки очитка.

— Не будет им вечной победы! — воскликнул Фродо[385].

Подобные «моменты надежды» — а их во «Властелине Колец» немало, рождают ощущение «присутствия» надежды в ходе событий. Это «присутствие» — одно из проявлений присутствия Провидения в толкиновской истории. Оно, хотя и смутно, неясно, но все же угадывается иногда героями сквозь покров внешних событий.

Еще одной опорой, поддерживающей надежду героев «Властелина Колец» становится историческое предание. В истории, и особенно в ее легендарной форме, как писал Толкин, мы иногда улавливаем «образчики или отблески окончательной победы»[386]. Некоторые события легенд несут на себе, если выражаться языком эссе Толки- на «О волшебных историях», отблеск Исцеления. Они как бы превосходят собственную значимость и указывают на что‑то высшее, на что‑то, нам не вполне известное, но нами желаемое, на то, чего мы неосознанно жаждем — они являются отблесками Надежды. В толкиновском легендариуме мы находим несколько историй, которые смело можно назвать такими отсветами высшей надежды. Прежде всего — это история Берена и Лутиэн, любовь которых оказывается сильнее ненависти Моргота. Это также и история «ходатая» Эарендиля, надежда и жертва которого оказываются выше даже законов, установленных Валар. Его ходатайство принимается — и Утренняя Звезда становится знамением надежды для всех земель, лежащих в сумерках и в тени. Обе эти легенды, подробно рассказанные в «Сильмариллионе», появляются на страницах «Властелина Колец». Это не искусственное вкрапление — это яркий образ того, как надежда находит поддержку в исторической памяти, в Предании.