Эхнатон, живущий в правде - [15]

— Учитель, ты как всегда, выдал меня, — с укоризненной улыбкой сказал он.

— Это мой долг, — спокойно ответил я.

Он засмеялся и промолвил:

— Стычка с моим отцом была довольно любопытной. Когда я рассказал ему о своем видении, он скорчил гримасу и проворчал:

— Тебя следует показать врачу Бенто. — Я вежливо ответил, что совершенно здоров. — Я еще не видел человека, который признался бы в своем безумии, — сказал он. А потом продолжил, на этот раз грозным тоном: — Боги — опора Египта. Царь должен верить во всех богов своего народа. Этот бог, о котором ты говорил, ничто. Он не заслуживает того, чтобы присоединиться к нашим божествам. — Я сказал отцу, что Атон — Единственный и Единосущий Бог. — Это ересь и безумие! — крикнул он. Я повторил, что он — Единственный и Единосущий. Он страшно разгневался и сказал: — Я приказываю тебе отречься от этих абсурдных идей и почитать наследие твоих предков. — Я больше не сказал ни слова, чтобы не оказывать ему неуважения. А потом моя мать добавила:

— Мы просим от тебя только одного — почитать и уважать свой священный долг. Пусть твоя душа любит что хочет, пока ты не вернешься на истинный путь. А тем временем не пренебрегай своим долгом.

Я ушел от них расстроенный, но еще более укрепившийся в своей решимости.

— Мой дорогой царевич, — серьезно сказал я, — власть фараона есть плод древних и священных традиций. Никогда не забывай этого.

С того дня я был уверен, что Египет ждут тяжелые испытания, которых он никогда не видел и не мог себе вообразить. Великая династия фараонов, освободившая страну и создавшая империю, ныне стояла на краю пропасти. Примерно в то же время или немного раньше (я не силен в хронологии) меня вызвали на тайную встречу с верховным жрецом Амона.

— Эйе, мы с тобой знаем друг друга целую вечность, — сказал он. — Что означают эти слухи?

Я уже сказал, что не помню, когда именно состоялась эта встреча — то ли после того, как стало известно о тяге царевича к Атону, то ли после того, как наследник публично объявил о своей вере в Единственного и Единосущего Бога. Как бы там ни было, я ответил:

— Царевич — славный и умный юноша. Просто он еще слишком молод. В таком чувствительном возрасте люди склонны без разбора следовать своему воображению. Скоро он повзрослеет и вернется на истинный путь.

— Как он мог отвергнуть мудрость лучшего учителя в стране?

— Разве можно управлять течением реки в сезон Половодья? — пытаясь оправдаться, спросил я.

— Наш долг, долг элиты этой страны, заключается в том чтобы ставить на первое место интересы нашей религии и империи.

Пытаясь справиться с тревогой, которая день и ночь звенела в моем мозгу, я вел бесконечные разговоры с женой Тей и дочерьми Нефертити и Мутнеджмет. Тей и Мутнеджмет обвиняли царевича в ереси, Нефертити же поддерживала его безоговорочно. Ей действительно нравились его идеи.

— Отец, он говорит правду, — шептала она. Ровесница Эхнатона, Нефертити тоже была умна не по годам. Обе девочки получили начальное образование и умели вести домашнее хозяйство. Мутнеджмет отличалась в письме, декламации, алгебре, вышивании, шитье, кулинарии, рисовании и ритуальных танцах. Нефертити тоже владела этими предметами, но их ей было мало. С годами у нее развился интерес к теологии и логике. Я замечал любовь девочки к Атону, но ужаснулся, когда она объявила о своей вере в Единственного Бога.

— Только этот бог может избавить меня от мучительных сомнений, — заявила Нефертити.

Тей и Мутнеджмет рассердились и обвинили ее в отступничестве.

В это время нас пригласили во дворец фараона на праздник Хеб-Седа в честь тридцатилетия его правления[24]. Наши дочери попали во дворец впервые, и по повелению судьбы Нефертити завоевала любовь царевича. Все остальное произошло очень быстро. Мы и опомниться не успели, как Эхнатон и Нефертити стали мужем и женой. После этого верховный жрец Амона вызвал меня снова. Представ перед ним на этот раз, я почувствовал, что он видит во мне возможного врага.

— Эйе, ты стал членом царской семьи. — Судя по тону жреца, его одолевали дурные предчувствия.

— Я из тех людей, которые никогда не отступают от своего долга.

— Только время показывает истинную ценность людей — холодно ответил он.

Жрец попросил меня устроить ему встречу с Нефертити. Перед этой встречей я поговорил с дочерью и дал ей совет. Впрочем, надо сказать, что в советах Нефертити не нуждалась; собственная мудрость помогала ей лучше, чем любой совет. Она непринужденно отвечала на вопросы верховного жреца, не выдавая секретов и не беря на себя никаких обязательств. Я думаю, что именно после этой встречи возникло враждебное отношение жрецов к моей дочери.

— Отец, — по возвращении доложила она, — с виду все выглядело вполне невинно, но на самом деле между нами началась необъявленная война. Жрец утверждает, что заботится о благе империи, а в действительности боится за свою долю богатств, стекающихся в храм. Он — злой и коварный человек.

Когда между фараоном и его сыном возникла ссора, царь вызвал меня и сказал:

— Думаю, мы должны отправить царевича в путешествие по империи. Он нуждается в опыте; пусть больше узнает о жизни и своем народе. — В то время царь услаждал остаток своих дней с молодой женой, годившейся ему во внучки — Тадухипой, дочерью Тушратты, царя Митанни