Егорка - [16]
Но сигнальщик Рыбка, самый весёлый краснофлотец на корабле, заметил, как упал кок за борт, и бросил ему спасательный круг. Гребцы дежурной шлюпки, спущенной в один миг, так налегли на вёсла, что они затрещали.
Кок увидел спасательный круг и поплыл к нему.
Вдруг что-то мокрое и царапающееся толкнуло его в голову. Кок вытаращил глаза и раскрыл рот. А на море раскрывать рот не полагается.
Хлебнув горькой морской воды, кок вынырнул на поверхность — и чуть было опять не пошёл ко дну…
Ну и поймал серебряную рыбку кок Наливайко! У неё было четыре лапы, а на брюхе кожаный пояс с медным якорем…
Атака
Через пять минут на полных оборотах «Гневный» догонял своих стальных братьев. На мостике, в машине, на верхней палубе, у торпедных аппаратов и орудий краснофлотцы шептали друг другу:
— А ну, реши задачу: упал за борт один, а подняли двух. Сколько всего у них ног?
— Четыре.
— Нет, шесть! Да ещё один хвост и верёвочка.
— Тише! Не смеяться!
— А зачем же верёвочка?
— А это, видишь ли, какое дело. Увидал кит: на земле люди собак на цепочках водят, позавидовал и решил тем же делом заняться. Поймал кит медвежонка и вот разгуливает с ним по морю, и вот хохочет, вот за верёвочку подёргивает. Верёвочка-то и оборвись. Наливайко увидал, бултых в воду и цап за ту верёвочку…
Зажимая рты ладонями, моряки задыхались от смеха.
— Где ж он теперь?
— В камбузе. Кок его насухо вытер и компотом угощает. Уж очень, говорят, потешный тот утопленник на верёвочке!
Медвежонок и на самом деле отогревался в камбузе. После того как его и кока Наливайко подобрали сначала на шлюпку, а потом на корабль, косолапый мореплаватель чувствовал себя совсем неважно.
Он наглотался столько морской воды, что если бы его высушили, то получился бы целый мешок соли.
Досталось медвежонку и от дельфинов. Перед самым его носом выскакивали они из воды и ныряли обратно, сопя, как дикие кабаны в лесу.
Ну, прыгнули бы разок — и довольно. Так нет! Раз сто выныривали они под носом у медвежонка, словно звали его с собой поиграть под водой.
Потом к бедняге пристали чайки. Они приняли медвежонка за каравай хлеба, упавший с корабля. Сколько было чаек, каждая раз по десять тукнула острым клювом в голову, и скрипели они при этом, словно несмазанные двери.
Медвежонок как мог отбивался и от чаек и от дельфинов. Он и кока принял за дельфина и страшно на него зарычал.
Не нырни кок вовремя, получил бы он порцию когтей!
Наконец-то медвежонок опять с людьми в синих воротниках. Ну, эти не обидят. Зверюга сидел в тёплом камбузе и, не стесняясь, кончал вторую миску компота.
Наливайко, сидя перед медвежонком на корточках, не мог на него налюбоваться. И коку теперь совсем не было стыдно, что он упал в воду.
— Ешь, насыщайся, курносый! — гладил кок медвежонка. — Ну и ясно-прекрасно у нас получилось с тобой, а? Не упади я за борт, что бы с тобой стало? Ну, что? Ешь, не смущайся. Я тоже, когда на флот прибыл, смущался, а теперь, сынок, мне всё ясно-прекрасно и необыкновенно хорошо.
Кок Наливайко и сам был необыкновенный краснофлотец. Он готовил для команды «Гневного» такие обеды и ужины, придумывал такие воздушные и вкусные пирожки, такие удивительные пирожные и мороженое, что, сколько было кораблей на флоте, все они завидовали команде «Гневного».
Но особенно удавалась коку подливка к котлетам. Он её сам придумал и назвал «радость вахтенного».
Однажды прибыл на «Гневный» маршал. Осмотрел всё, проверил. Карие глаза у него всё светлели и светлели, и улыбка не сходила с лица.
Дошла очередь и до камбуза. Там всё сверкало и блестело и аппетитно пахло подливкой «радость вахтенного».
— Здравствуйте, товарищ Наливайко! — сказал маршал. — Я слышал о вас много хорошего.
— Служу трудовому народу! — отчеканил кок.
— Скажите, какие ваши обязанности?
Наливайко не моргнув глазом ответил:
— Огонь!
— Объясните, — сказал маршал.
— Товарищ маршал, — не задержался с ответом Наливайко, — когда я кормлю команду хорошо, то и орудия стреляют лучше. А кроме того, я состою в боевом расчёте и могу заменить хозяина орудия. Выходит, кругом для меня одна задача: огонь!
Маршал крепко пожал руку Наливайко…
Вот в какие золотые руки попал медвежонок!
Наверно, он это понимал, потому что, съев один бачок компота, потребовал ещё второй и глазами, и носом, и хвостом.
Только было Наливайко хотел выполнить просьбу нежданного гостя, как вдруг ударила боевая тревога: командующий приказал миноносцам атаковать вражескую эскадру.
— Ну, будь жив, сынок, — сказал кок. — Я тебя тут замкну… А ну стой, погоди! Мы сейчас стрелять начнём, и у тебя с непривычки в ушах может лопнуть…
Кок быстро заткнул медвежонку уши ватой, схватил противогаз и выбежал из камбуза.
В ночном мраке невидимыми стремительными тенями мчались миноносцы на врага.
Всё замерло на кораблях, лишь глухо дышали мощные вентиляторы да у кока в камбузе что-то попискивало в духовом шкафу плиты.
Наверно, это упревала рисовая каша.
Корабль взлетал то вверх, то вниз, как будто катался на салазках в оврагах.
В животе у медвежонка было полно, все страхи остались позади. Делать было нечего. Надо было спать. И медвежонок принялся сладко посапывать.
