Эгоист - [48]

— Вот что, Вернон: вы как будто видели отца Кросджея, этого лейтенанта, а ныне капитана морской пехоты?

— Он порядочный человек и храбрый офицер.

— И несмотря на эти достоинства — совершеннейший недоросль, старый недоросль. Положим, он сейчас капитан, но, согласитесь, он дослужился до этого чина довольно поздно. Вот вам, пожалуйста, — порядочный человек и храбрый офицер — и все это перечеркивается тем простым обстоятельством, что он — не джентльмен. Общение с ним исключено. Не удивительно, что правительство так неохотно его продвигает! Что касается юного Кросджея, он носит не ваше имя, а мое, — казалось бы, уже одно это обстоятельство дает мне преимущественное право избрать для него карьеру. Я же утверждаю, что лучший аттестат для молодого человека — одобрение гостиной. Я слышал, например, об одном негоцианте в Сити, который ни за что не возьмет себе в клерки человека, не имеющего университетского образования. Во всяком случае, он всегда оказывает предпочтение окончившим университет. Точно такую же историю я слышал об одной адвокатской фирме.

— У Кросджея медный лоб, он не пригоден ни для университета, ни для гостиной, — сказал Вернон. — Драться и умереть за вас — вот все, на что он годится.

Сэр Уилоби пробормотал: «Я очень привязался к мальчугану», и быстро, чтобы не слышать ответа Вернона, шагнул в сад. Он так спешил, что забыл пропустить Клару впереди себя, но тут же обернулся и, как бы извиняясь за свою оплошность, произнес: «Милая!» Ее лицо было неспособно выражать суровость, однако ямочки не играли на ее щеках, как обычно, а глаза сверкали больше обычного. Весь этот разговор о юном Кросджее она затеяла не без задней мысли: он должен был послужить окончательному разоблачению Эгоиста. Но если бы она полностью отдавала себе отчет в тех скрытых и до неузнаваемости запутанных мотивах, заставивших ее заговорить с сэром Уилоби о Кросджее именно в присутствии Вернона, она бы сгорела от стыда.

Теперь свет может убедиться, что ей самой не сладко оттого, что судьба связала ее с Эгоистом! «Свет» в данном случае олицетворялся для нее в Верноне. Отныне, думала она с надеждой, ее не будут судить так строго, как бы сурово ни осуждала себя она сама. Впрочем, сейчас не время для самобичевания, это следует отложить до окончательного подведения итогов; а покуда важно заручиться сочувствием «света» или, по крайней мере, надеждой, что он будет на ее стороне в той страшной борьбе с самой собой, какая ей предстояла, — дальше границ собственной личности ее горизонт пока не простирался. Поддержка в предстоящем бою была необходима, кое-какие сделки с совестью — неизбежны. Вспомним, как она была слаба, как одинока, как безнадежно запуталась, каким ужасающим оскорблениям подвергалась она ежедневно, оскорблениям, которые не могли не ранить такую впечатлительную и пылкую натуру, — и, вспомнив все это, простим ей небольшую дозу лицемерия, этого естественного оружия всех девушек в беде! Она успокаивала свою придирчивую совесть, говоря себе, что делает из мухи слона, и где-то в глубине души понимала, что это она сама, нарочно, раздувает пустяки, как бы задабривая все ту же совесть, — чтобы в роковую минуту та не помешала ей сделать окончательный выбор. К тому же она немного и гордилась тем, что придает такое огромное значение малейшему отклонению от прямого пути, — это поднимало ее в собственных глазах и заглушало предостерегающий голос совести. Главное же, она готовится к бою и не вправе слишком долго предаваться самобичеванию, этому занятию, годному для монахинь и отшельников, которых не подстегивает время. Разумеется, в этой борьбе за себя, к которой она рассчитывала привлечь и «свет», неминуемы потери; быть может, ей придется поступиться скромностью. Цена немалая, но что же делать? Взвесив все, Клара решила, что готова ее уплатить.

— Вот видите, — сказал Уилоби. — Вернону нечего ответить.

Он притянул к себе ее руку и продел в свою, чтобы Клара почувствовала в нем сильную опору.

— Всякий раз, как эту маленькую головку начнут одолевать сомнения и колебания, всякий раз, как моя девочка почувствует, что не знает, куда идти, она обратится ко мне, не правда ли? И я всегда ее выслушаю, — заключил он тоном, каким успокаивают маленьких детей. — Моя родная! Я тоже обещаю приходить к вам за утешением всякий раз, как мне досадит свет. Таким образом, мы дополпяем друг друга, вы — меня, а я — вас. Вы меня узнаете, вы узнаете меня со временем! Для тех, кому я раскрываю душу, я не представляю загадки. Я и не претендую на загадочность; впрочем, не скрою, ваш домашний, задушевный Уилоби не совсем тот Уилоби, которого знает свет. Перед этим грубым животным приходится выступать во всеоружии.

Молодость не прощает однообразия. Из всех истин эта — самая непреложная. Однообразие действует на молодой организм, как яд, и молодой организм, сам того не сознавая, начинает за себя мстить: грудь вздымается выше, мышцы расправляются, ноги сами собою несут молодое тело по лужайке в стремительном беге — это мстит сама природа.

— Когда прибывает полковник де Крей? — спросила Клара.