Его звали Отакар - [7]
Белый флаг с государственным гербом и надписью: «Правда победит» свисает красивыми складками к древку, к наконечнику которого товарищ Герасимов привязывает ленту. На ней вышиты слова: «Смерть немецким оккупантам». Это подарок бузулукских женщин.
Полковник Свобода четким шагом подошел к знамени, склонил голову в белой ушанке и поцеловал его угол, обшитый красными и голубыми клиньями материи. Потом он обеими руками взял древко из рук начальника чехословацкой военной миссии полковника генерального штаба Гелиодора Пики и отдал его высокому и статному знаменосцу четаржу[4] Шафаржику, сопровождаемому почетным караулом.
Приклады винтовок с глухим стуком опустились на утоптанный снег. Командир взошел на трибуну, раскрыл папку и начал читать слова присяги:
— …что никогда не покинем своих войск и отдадим, если потребуется, свои жизни за свою родину и ее свободу. Клянемся, что будем хранить друг к другу любовь и верность, никогда не покинем товарища в минуту опасности, будем сражаться с врагом так, как нам велит честь солдата и обязанность гражданина.
В то же мгновение над строем поднялся лес рук, и весь батальон как одним голосом отозвался:
— Клянемся!
К этому времени мороз стал еще сильнее. Природа как бы вознамерилась проверить, на что годны эти солдаты. У бойцов стынут подбородки и щеки, краснеют носы. Командир отдал приказ к торжественному маршу. Разнесся топот кованых сапог. Первая рота во главе с надпоручиком Ярошем выходит на прямую; парни старательно ударяют каблуками по снегу, желая показать собравшимся строевую выправку. Но где же музыка? Дирижер батальонного оркестра взмахнул палочкой, музыканты заиграли «Направление — Прага», но музыкальные инструменты отказываются звучать как положено. Вместо радостных чистых звуков в морозном воздухе поплыло что-то нестройное и умирающее, и только подвывание кларнетов сохраняет еще какое-то подобие мелодии. Сокрушенные музыканты беспомощно надувают щеки. Губы их примерзают к мундштукам. Они не могут извлечь нужные звуки и поэтому прекращают играть один за другим. И вот наконец только один барабан поддерживает ритм шагов.
Но чехословацкие солдаты уже знают этот зловредный мороз и совсем его не боятся. Пусть себе свирепствует. Они пройдут торжественным маршем и без музыки.
Надпоручик Ярош оглянулся на свою роту и крикнул командирским голосом:
— Направление — Прага!
Бойцы поняли, чего он хочет. Держа равнение на трибуну, они набрали в легкие побольше воздуха, и вся округа огласилась громким пением:
А другие роты подпевают:
Они вложили в пение всю свою решимость и воодушевление. Песня разгорячила воинов, трескучий мороз сразу как бы отступил.
Сначала перед командиром, почетными гостями и толпой восторженных бузулукцев прошли пехотные роты. Бойцы, гордые, стройные, твердо сжимали приклады своих винтовок, сделанных из уральской стали. Потом продефилировали разведчики Сохора в белых маскировочных халатах. Пробежали рысью мохнатые лошадки, запряженные в сани с пулеметами. Это были пулеметчики надпоручика Лома. Стрелки из противотанковых ружей и заряжающие несли на плечах свое длинноствольное оружие. Вслед за ними промаршировали минометчики, потом проехал взвод противотанковых пушек. Затем перед трибуной гордо прошествовали румяные девчата. За ними связисты и саперы… Самым последним прошел музыкальный взвод. И хотя инструменты музыкантов на морозе дали осечку, теперь их полностью компенсировали мощные голоса, несущиеся навстречу реющему знамени.
Еще тогда, в 1938 году, вот так же надо было идти в бой. Ведь в патриотизме и тогда недостатка не было, так же как и в оружии.
Неполный год прослужил поручик Отакар Ярош после окончания академии, занимая должность командира взвода связи в Прешове, когда на политическом горизонте зловеще сгустились темные тучи. Все предвещало сокрушительную бурю.
12 марта 1938 года части германского вермахта приступили к захвату соседней Австрии. Стратегическое положение Чехословакии сразу значительно ухудшилось. Ее границы с Германией стали длиннее. Нацисты могли теперь ударить в мягкое подбрюшье республики — в направление равнинной Южной Моравии, где оборонительный план страны не предусматривал строительство таких укреплений, которые возводились на границе с Германией.
Европа молча стерпела очередной наглый выпад немецких фашистов. Одна только Москва заявила решительный протест. А Чехословакия? Она даже не попыталась объявить мобилизацию, чтобы хотя бы дать понять, что в случае необходимости будет защищаться.
Отакар Ярош тогда не мыслил категориями офицеров генерального штаба и, может быть, не осознавал стратегические последствия насильственного присоединения Австрии к германскому рейху, но он, конечно, видел, как растет агрессивность нацистов, а вместе с ней и наглость фанатично настроенных немцев в чешском пограничье. Ему уже пришлось это испытать в прошлом году в отпуске, когда он был в Северной Чехии. В поезде, на улицах, в ресторанах и магазинах — всюду немцы вели себя дерзко, воинственно. Они давали понять, что в Судетах господами являются они. На улице в Хебе к нему с угрожающим видом подошли три подростка в белых гольфах. Полицейский, стоявший поблизости, предпочел скрыться, чтобы не вмешиваться в драку. Ярош покраснел от гнева, схватил за грудки того, который стоял к нему ближе всех и рывком отбросил его в сторону. «Прочь с дороги или…» — сквозь зубы процедил он. Двое других сразу присмирели и расступились. Вот так-то надо с ними, а не уступать и позволять им бесчинствовать.
