Его «величество» грабеж - [56]

Танки били прямой наводкой и после каждого залпа верх здания окутывал черный дым, после его рассеивания было видно — красный флаг весело и яростно бьется, трепеща на ветру. Удивительный цветок Иван-чай, приятель прохожих, он прорастает там, где другие цветы увядают.

Особенно один экипаж усердствовал сбить его, остальные беспощадно расстреливали незащищенные окна, а этот прицельно лупил по флагу.

— Давить их надо, давить, — верещал в слесарке визгливый голос Миши-слесаря.

— Что же это будет, сынок? — металась Мария Сергеевна с полными глазами слез.

Ушел в себя Слава, растрескалась его душа, и каждая часть не знала куда прислониться.

Геннадий Хижняков, далекий от политики, лемех его жизни столкнулся со скальной породой и остановился. А ум воспринимал все это где-то далеко в Москве, и нас не коснется.

Володя Фоменко признался Виталию Сергеевичу. Он открыто не ругал коммунистов, но всегда поддерживал демократов, а теперь открыто отвергает их действия и осуждает этот жестокий бессмысленный расстрел.

Весь коллектив дневной смены цеха и всех служб собрался в красном уголке, давно не собирались вместе. Его стены обшарпаны, как-то постарели стенды передовиков и участников войны, к ним никто не стал подходить и обновлять, многих уже нет, о других забыли.

Попеременно включали телевизор или радио, речей не было, а жуть выглядывала из глаз и остолбенение на лицах людей, которые ничем не могли помочь погибающему Верховному Совету.

Осторожен в оценке событий Владимир Васильевич Меркулов.

Зато директор А.В. Карпин по окончании кровавой расправы на оперативке заявил:

— С социализмом покончено!

Виталий знал, что в самый кульминационный момент он никого не принимал, а сидел на связи с Москвой, ежеминутно узнавая — чьи весы перевешивают.

В техникуме шли занятия и делали вид, что ничего не происходит. Только директор после заявил всем, что теперь его называть не Степан Георгиевич, а Стефан Гранатович.

В училище директор, член партии «Яблоко», ярый проамериканец, устроил торжественную линейку по поводу «Героической победы» над беззащитными избранниками народа.

Танки били и били, а флаг уже раненый, надорванный все вился, словно увертываясь от осколков и доказывал жизнеутверждающую силу: «Я живой. Им не удалось меня убить».

Какую злую шутку играет с нами жизнь. Ровно 50 лет в сентябре 1943 г. вышел Указ о присвоении звания Героев Советского Союза пятерым организаторам подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия» посмертно в г. Краснодоне, а тридцать ее членов награждены различными орденами и медалями. И одним из ярких дел молодогвардейцев было водружение Красного флага на здании усиленно охраняемой фашистской комендатуры.

Представьте, подавленный беспределом оккупантов народ утром видит не фашистское полотнище со свастикой, а наше — красное с серпом и молотом — это надежда!

Какой переполох был в стане врага. С неимоверной поспешностью они его снимали, со злостью рвали, втаптывая клочья в грязь.

Ничто кроме совести и любви к Родине не заставляло ребят ежеминутно рисковать жизнью.

Они так же любили, как жеребенок взбрыкивать и тянуться к матери, как пара необъезженных саврасых мчаться наперегонки по цветущему лугу, кусая гривы. Но они оставили глубокий санный след. Молодежь всего мира восхищалась и подражала высокой нравственности их подвига.

И в бронзе их лица как бы говорят: «Мы так прекрасны, что нас нельзя не полюбить».

А теперь расстреливают этот же флаг свои доморощенные фашисты, а вместе с ним москвичей и гостей столицы, свидетелей происходящего, открыв автоматный огонь с крыш домов, окружающих здание Верховного Совета.

Все кинулись в разбег, оставляя раненых и убитых, но пока могли видеть, оглядывались и прощались. А он говорил, полыхая последней полоской: «Погибаю, но не сдаюсь!».

Красный флаг призывал на борьбу с несправедливостью и с особо опасным симптомом болезни власти под названием — произвол.

В самый тяжелый момент битвы с фашистами за Москву под Красным знаменем шли такие же рабочие, студенты, профессора, врачи и учителя по баррикадным улицам, готовясь к смертельной схватке в уличных боях. Под этим Знаменем они выстояли перед стальными чудовищами немцев, а перед изменниками, переменившими одежды на властителей капитала, перевертышами, стрелявшими в спину из всех видов оружия выстоять не смогли.

И вдруг в минутном затишье между канонадой танковых орудий разлился гул колокола. Может кто нечаянно или от страха опустил веревку колокольного языка, может попала шальная пуля. Бежавший со всеми вместе служитель церкви бухнулся с ходу на колени и, крестясь, шепчет: «Это знамение большой беды для матушки-России».

Пройдет время и купленный генерал с нерусской фамилией, изменивший присяге, будет проклят потомками, и найдут экипажи танков, выполнивших этот безумный приказ.

А с этой чужой власти, как со стриптизерши, будут сняты одежды и обнажится цинизм, обман, разжигание ненависти… и только останется несмываемый позор современной России.

Расстрельщики в качестве оправдания начали превозносить значимость расстрела и мучения бывшего царя и его семьи. Но умалчивают, что в это время он был обыкновенный гражданин, поскольку отрекся от престола и являлся знаменем для белого движения. А как царь в народе был прозван «Николай Кровавый» за массовые расстрелы мирных людей.